– Господи, что ты плетешь?
– возмутился Стил.
– В жизни не слыхал более несусветной чуши!

– Отчего же, а я вот прекрасно ее понимаю, - поддержал Вики князь.

– А я, представьте, нет, - ядовито произнес Стил.
– Борьба с Природой! Уверяю тебя, Вики, я и не помышляю об этом.

– Ну да, разумеется, - хмыкнула Вики.
– За вас все делает дождь. А сорняки, можно подумать, вы не выпалываете.

– Точно!
– в разговор неожиданно встрял Уолли.
– А под ногти вечно грязь забивается. Малышка права, Боб, это борьба!

– А мне такая жизнь по душе, - вздохнул Стил.

– Да разве это жизнь?
– не унимался Уолли.
– То ночью вскакиваешь, чтобы у овцы роды принять, то по уши в гов... в дерьме вывозишься...

– Уолли!
– взвилась Эрминтруда.
– Прекрати!

– Я же про навоз говорю, - обиделся Уолли.
– Как будто никто его никогда не нюхал...

– Уолли!
– в голосе Эрминтруды зазвенел металл.

Всем стало очевидно, что земледельческая тема себя исчерпала. Воцарилось неловкое и достаточно напряженное молчание. Князь принялся вполголоса обсуждать с Эрминтрудой эпизоды их отдыха в Антибе. Стил, никогда прежде не покидавший пределов Соединенного королевства, поддержать беседу не мог. Он заявил только, что ему и в Англии хорошо, на что князь, с присущей ему любезностью, заметил, что в Англии любой чувствует себя как дома.

Тут внимание всех привлек топот шагов на террасе. Вечер стоял такой теплый и ласковый, что окна были распахнуты настежь. В одно из них внезапно всунулась жизнерадостная физиономия, обладатель которой громко провозгласил:

– Здоровуха! Дома кто есть?

Лишь Уолли оживился, услышав этот окрик. Он поспешно поднялся и пригласил своего приятеля (а это оказался не кто иной, как Гарольд Уайт) заходить. Тут же выяснилось, что Гарольд пришел не один, а в сопровождении сына с дочерью, причем никто из них не удосужился хоть чуть-чуть приодеться к ужину. Джанет Уайт, довольно неприметная молодая особа, вечно таскавшаяся в перепачканных юбках, на сей раз пришла в одеянии, которое сама считала "полувечерним" платьем. Именно она первой обратилась к Эрминтруде:

– Ничего, что мы ввалились к вам без приглашения, миссис Картер? Просто папе захотелось пообщаться с мистером Картером, вот я и подумала: а почему бы и нам с Аланом не заскочить? Впрочем, если мы не вовремя...

Эрминтруда поспешила перебить ее, заверив со всей добротой в голосе, на которую только была способна:

– Что вы, милая, я всегда рада видеть вас с Аланом. Познакомьтесь, пожалуйста - князь Алексис Варасашвили.

Если Эрминтруда и питала страхи, что Джанет попытается завладеть вниманием ее высокопоставленного гостя, то они вскоре улетучились. Джанет казалась растерянной и, устроившись рядом с Мэри, сидела будто воды в рот набрав. Обрученная с чайным плантатором с Цейлона, она никак не могла решиться на отъезд, словно опасаясь бросить отца с братом на произвол судьбы. Князь пугал ее, непривычную к высшему свету, поэтому вместо того, чтобы прислушиваться к беседе, она принялась занудно пересказывать Мэри содержание недавно полученного от жениха письма.

Ее брат, стройный молодой человек с длинными волосами, бесцеремонно устроился на софе по соседству с князем, возвестив, что является давним поклонником русской школы.

– А что это за школа?
– изумилась Эрминтруда.

– Я имею в виду литературную школу, миссис Картер, - с улыбкой ответил Алан.

Гарольд Уайт, стоявший у бара в ожидании, пока Уолли смешает ему коктейль, подметил:

– Похоже, мой отпрыск оседлал своего любимого конька. Поставьте его на место, миссис Картер. Чем целыми днями читать, пусть лучше работать идет.

– Не приставай к Алану, - сказал Уолли.
– Я тоже обожаю книжки читать. Только не летом, конечно.

Алан, пропустив его реплику мимо ушей, повернулся к князю и изрек:

– Чехов!

Вики, посмотревшая в театре "Вишневый сад" и, решив, должно быть, что хватит ей уже держаться в тени, продекламировала:

– О, да - утонченная психология гуманизма! Чудесная вещь, замечательная!

– О, Вики, у тебя новая прическа!
– ни к месту воскликнула Джанет.

– Да, - горделиво ответила Вики.
– Я так самовыражаюсь. Сегодня мне вдруг показалось, что в меня вселился чей-то дух. Мне пришлось таким образом попытаться приспособиться к нему. Вот!

– Ты просто очаровательна!
– негромко сказал Алан.
– Порой мне даже кажется, что в твоих жилах течет русская кровь.

Уайт осадил сына, заявив, что тот слишком много болтает, а Стил добавил, что лично он ничего для себя в Чехове не открыл.

– Ну надо же!
– воскликнул уязвленный Алан.
– А искусство говорить полунамеками? А тонкий стиль? Посмотрев "Три сестры", я потом неделю в себя приходил!

– Я тоже, - проворчал Уолли.
– Предупредили бы меня, какая это тягомотина, ноги бы моей в театре не было!

– Я согласна, - неожиданно поддержала мужа Эрминтруда.
– То есть, пьеса очень умная, безусловно, но лично я считаю, что развлекаться нужно иначе.

– А вот "Чайка" мне понравилась еще больше, - заявил Алан.
– Тоска и безысходность наваливаются на тебя с такой силой, что грозят раздавить.

– Лично я посещаю театр вовсе не для того, чтобы быть раздавленной тоской и безысходностью, - отрезала Эрминтруда.

Прежде чем Алан успел придумать уничтожающую ответную реплику, князь наградил Эрминтруду обворожительной улыбкой и произнес: