Храм бился в конвульсиях, он отчаянно не хотел происходящего, но ничего поделать не мог, большая часть Его Сознания была где-то в другом месте, занятая чем-то важным, чего Храм не помнил. Он вообще в последнее время плохо ориентировался в событиях, все большее теряя себя, но присутствие своей любимой девочки он еще был способен ощутить.

И вот теперь она лежала на Алтаре! На холодном, жестком камне, где ей совершенно не место!

Стены опять дрогнули, новая волна ряби прошлась по искрящейся паутине, что заполнила почти все пространство между колоннами. Над серебристой фигурой склонилась другая, черноволосая, древняя и жуткая. В воздухе мелькнул темный кинжал, но в последний момент рука дрогнула.

— Ну же! Не смей останавливаться! Ты должна! — отчаянно прокричала та, что лежала на Алтаре.

Кто-то придушенно всхлипнул, кто-то близкий и родной, еще одна сестра, рыжеволосая, что не желала быть здесь, но все же исполняла свой долг, как того потребовала Нешамах. Черноволосая вновь занесла кинжал над жертвой, что-то тихо прошептала, то ли молясь, то ли прося прощения, и уверенным движением дважды вонзила клинок в грудь несопротивляющейся девушки.

— Наконец-то, — едва заметно дернулись стремительно бледнеющие губы. — Скажи ему, скажи, что я его…

Аллос знала, что пыталась донести та, что стала спасением всех тех, кто ее же предал, но ничего передавать не собиралась. Пусть помучается, также, как мучается сейчас она. Пусть его сердца также разобьются, с тем же громким звоном. Пусть слезы точно также заполнят его глаза, мешая видеть четко…

— Неееееет!

И все же, он почти успел, почти смог предотвратить неизбежное. Аллос усмехнулась, «почти — не считается». Кинжал выпал из тонких пальцев, гулко звякнул о мраморный пол. Крылатый завыл раненным зверем, но ничего уже не могло спасти его тсани.

— Ты убила меня, — повторила Аэль, — заколола на этом самом Алтаре. За что?

Аллос попыталась подойти ближе, но девушка отступила, тогда Паучиха замерла и как можно мягче проговорила:

— Ты сама мне велела.

— Я?

— Да. Ты сказала, что так нужно.

Аэль прикрыла глаза, вспоминая.

— Нет, я не стану этого делать!

— Сестра, пойми, иного выхода нет!

— Всегда есть выход, тебе ли не знать!

Аллос была, как обычно, невыносима, это ее топанье ножкой за версту отдавало театральностью, но уже настолько въелось, что стало неотъемлемой частью образа.

— Аллос, мы говорили с Отцом, он согласен.

— Не верю!

— Ты хочешь сказать, что я вру? — приподняла бровь Ваэль, надевая в свою очередь маску Нешамах.

Аллос вздрогнула:

— Нет, я не думаю, что ты сознательно врешь, Тана. Но может быть ты не так поняла Его волю?

— Я есть Его Воля! — почти рыкнула Ваэль. — Я — Аватара! Я — Тана! Мое слово закон!

Паучиха тяжело выдохнула — каким бы бредовым ей не казался приказ, это был приказ ее Тана. Хуже того, это был приказ Аватары. И если «преклонный возраст» и позволял ей иногда перечить Тана, то вот Аватаре она отказать не могла.

Аллос склонила голову, и не поднимая глаз сухо проговорила:

— Будет исполнено, Нешамах.

— Да, я так сказала, — кивнула Аэль. — Последнее Жертвоприношение. Финальный аккорд в затянувшейся симфонии. Я хотела дать всем еще один шанс.

— И как, получилось? — не смогла сдержать ехидства Аллос.

— Судя по тому, что моя тсани вернулась, получилось не очень.

— Что ты хочешь сказать? — уточнила Аэль.

— Отец пообещал, что ты вернешься, как только в тебе вновь возникнет потребность. Как только Дома окончательно преступят грань дозволенного. Ты здесь, а это значит, что Дома обречены. Или ты накажешь их, или всех нас уничтожит Враг.

— Да, кто такой этот Враг?! — уже громче спросил Лаит.

Кхаю очень не хотелось отвечать, это был именно тот вопрос, который в этой «семье» освещать совершенно не стоило, но он знал этот взгляд, и знал этот тон. Ваэль интересовал ответ, а не отговорки.

— У меня была Беседа с Отцом. После твоей смерти.

«Мне не больно!! Мне не больно. Мне больше не больно» — стучало в висках того, кого Кхай назвал стихийным бедствием, и древний хаосит еще не понял, насколько был прав… Раэль повис на Лири подобно обезьянке саймири, с самыми цепкими во всех мирах пальцами, мял немнущуюся, в принципе, ткань кше и продолжал повторять свою мантру.

«Мне не больно…».

Он бы и зубами впился в шею вновь обретенной любви, и подобно вампиру пил и пил его кровь… Долго, бесконечно долго… захлебываясь от жажды, любви, тоски и желания.

Его не было рядом… Сколько? Несколько месяцев? Лет? Веков? Солнечных систем и галактик? Раэль точно не помнил, все, что произошло в Мире Льдов теперь казалось сном, длинным, тягучим и неинтересным.

И Лин, Лин был рядом вопреки всему. Вопреки его холодности, вопреки его выходкам, вопреки тому, что он… Нет, о последних событиях думать не хотелось. В порыве безрассудства и глупого упрямства он совершил такое, что Келлин ему никогда не простит. Его глаза никогда не приобретут тот же янтарный, завораживающий, сводящий с ума блеск. Они навсегда останутся осколками едва золотящегося льда.