Шрифт:
Лиза назвала имена своих родственников, просила их откликнуться и не оставлять ее одну. Она рассказывала о своих родителях, маме, что часто вспоминала о ней и мечтала приехать к ним в гости. Паоло молчал. Он выглядел потерянным, мрачным и очень напряженным.
— Я прошу президентов… Нет! Королей всех стран помочь нам!
Мальчик выскочил на середину комнаты, сжав кулаки, выпрямившись, превратившись в “струну”, в натянутую тетиву лука.
— Мы смогли выбраться, почему нас хотят отправить обратно?! Наши родители и близкие спасли нас! Они рисковали жизнью и погибли, чтобы мы могли выжить! Мы не хотим обратно! Помогите нам! Вы ведь все можете!
В его глаза блеснули слезы, прочертили смуглую кожу щек. Паоло не стал дожидаться хоть какой-нибудь реакции, расталкивая журналистов, он ринулся к выходу и выбежал прочь из зала.
— Прости меня.
Алекс не перестает обнимать его, повторять одно и тоже раскачиваясь туда-сюда. Лиза сидит рядом, в самом углу, возле трапа ведущего на второй ярус кровати.
— Иди сюда!
Алекс тянет ее к себе. Интервью давно окончено. Их затолкали в каюту и теперь их судьба висит на волоске.
— Ты ненавидишь меня! Не надо! Я всё знаю! Не притворяйся!
Она отталкивает ее руки, бьет по ним, но как-то очень слабо.
— А мне плевать что ты там считаешь!
Лиза уткнулась ей в плечо.
— Простите меня. Вам не стоило быть там. Я не должна была просить вас обо всем этом, но по-другому у нас бы ничего не получилось.
Алекс оперлась затылком о стену. Она и сейчас не уверена, что у них получилось убедить хоть кого-то. Их страхи и слезы, их жизнь и безопасность против многомиллионного населения планеты.
— Какого черта?!
Дверь распахнулась, а кажется, что вылетела, как пробка из-под шампанского, ударилась о металлическую поверхность и ударила Хогарта по плечу.
— Что вы творите вашу мать?!
Майор Борн отстранил Хогарта, влетел в каюту, крутанулся в ней и посмотрел на нас, сидящих в безопасности нижней койки.
— Какого черта вы устроили там?
Если он думает, что вылезу и встану напротив, терпя его крики, одеколон, дыхание и капли слюны, летящие изо рта, то он ошибается. Как-то очень сильно, прямо до нестерпимого хотелось отогнуть палец и показать ему фак. Я сдержалась.
— Вы не их опекун, Дарресон! Вы не имели право решать что можно, а что нет!
Место Борна занял Хогарт. Он придвинул стул и сел прямо напротив нас. Мы дружно уставились друг на друга.
— Что за спектакль вы там устроили?
Я не отвечала.
— Я сказал правду!
— Пошли вон! Живо!
Паоло, едва ощутимо, хмыкнул. Вот и я так думаю — не тот человек нас пугает и не тем.
— Прогуляйтесь до столовой. Скоро обед.
Он молчит и после того, как за ними закрывается дверь.
— Мы недооценивали вас. Нам вы рассказали одно, а прессе скормили кусок послаще.
Я знаю правила игры. Я работала в глянце, с журналистами, редакторами и копирайтерами. Так вот, они все, как один твердили о том, что никто не любит грязных историй, всем подавай любовь, романтику, красивую жизнь и хэппи-энд. Скандалы хороши, но в конечном счете все должно сложиться хорошо.
— Что вы задумали, Дарресон?
— Ничего. Это вы ведете игры, а мы все еще пытаемся выжить.
Глава 8
— Если ты думаешь, что мы выпустим тебя отсюда, то зря!
Майор Борн нравится мне все меньше и меньше! Он выловил меня вечером, появился со спины и зажал между собой и стеной.
— Это всё…
— Лживая тварь!
В глазах темнеет. Он ударяет несколько раз по лицу.
— Ты никогда не выберешься отсюда, пока не признаешься во всем! Во всем! Ты слышишь?!
Его кулаки кажутся сделанными из стали. В ушах звенит, в челюсти скрипит и крошится, из глаз сыпятся искры, а потом и вовсе заволакивает красным. Больно, темно и легко — вот как я могу описать свое состояние.
— Тебе наконец удалось доказать мне, что ты круче меня!
Я отталкиваю от себя эту огромную раскабаневшую тушу, что наконец не сдержалась и дала волю эмоциям. Он падает. К моему немалому удивлению.
— Ах, ты ж!.. — кряхтит он, барахтаясь на полу.
Я смотрю на свои руки, потом вновь на Борна и растекающуюся под ним лужу грязной воды из перевернутого им ведра, разворачиваюсь и бегу в противоположную от него сторону.
— Держи ее!
— Куда?!
— Дарресон! — орет “раненный” Борн. — Стой, тварь!