Мне стало легче. Но ровно на секунду. Зачем я лезу на рожон? Я просто не понимаю к чему это все. Что они хотят знать? Где я дала маху? Почему они не верят мне?

— Никто не виноват в том, что произошло с вами, лишь вы сами и ваш президент!

Он стоит так еще несколько секунд. Бугрятся мышцы на его лице, слышно, как скрипят зубы, светлые глаза побелели от ярости, но меня он этим не проймет.

— Вы сами погубили себя!

— Наш президент при поддержке таких, как ты!

Вот только не надо говорить, что в действиях государства виноваты обыкновенные люди. Я уверена, что большая часть из нас была бы против таких разработок доведись нам узнать об этом.

— Мне нужна истинная причина, имена тех кто помогал тебе. Иначе, ты вернешься обратно!

Он наклоняется к моему лицу, смотрит прямо в глаза своими белесыми глазами.

— С пузом! Рожать ты будешь где-нибудь в поле, ночью, ожидая приближения мертвецов.

Круто. Он ведь и в самом деле может так сделать!

— Хорошо, — откликаюсь я почти незамедлительно, быстро кивая ему, как будто соглашаясь с его угрозой. — Я расскажу вам кто еще был с нами и почему я решила вернуться, даже то почему я сбежала. Но только для вас.

Еще пара секунд пристального внимания, кажущеся взбешенного монстра весом в центнер, а то и больше. Они ведь не отстанут от меня.

— Но только для вас.

Он кивает, а я начинаю заговорщицки-приглушенным тоном.

— Я сбежала от парня. Нашла того кто мог бы помочь мне, переспала с ним, но не ожидала что таблетки подведут. Он сделала ноги сразу же, как только узнал о моей беременности. Я решила вернуться, а в итоге, испугалась! Вы, кстати, чем-то похожи с ним! Я решила попробовать. Я ничего не теряла и я оказалась права.

Я все жду, когда Борн ударит меня. Ничто не мешает всем этим людям делать то, что они захотят. Меня ведь официально не существует. Я — гражданин мертвых земель! Никто не возмутится, не поплачет, не подаст жалобу.

— Мне нечего сказать вам, майор.

Кроме Рафа и Джейка, если последний когда-нибудь узнает об этом. Интересно, что бы сделал Хеллингер, если бы это вдруг произошло?

— Это правда и только.

Меня оставляют одну. Я в пятнадцатый раз рассматриваю это ничем непримечательное место, не разрешая себе грустить, предаваться унынию, плакать, кричать и требовать ответов. Достаточно этой вспышки агрессии. Но может они этого и ждут? Слёз, а не этого всего?

Они ведь наблюдают за мной. Я слабая женщина, совершенно одна, нахожусь в положении, вокруг чужие люди и не видно даже какого-то намека на светлое будущее. Мне нужно плакать потому что во мне бродит гормональный коктейль и потому что эти жестокие люди терзают, кричат и угрожают.

“Неужели и правда отправят обратно?”

Чем больше я думаю об этом, тем больше признаю, что такая вероятность есть. Однако, я спокойна. Моя интуиция подсказывает мне, что все будет хорошо. Мне бы эту уверенность, когда мы мотались вдоль побережья.

— Мисс Дарресон.

Я поднимаю глаза, глядя на вошедшего в камеру Хогарта. Видно, что он спешил, а еще, что чем-то раздражен.

— Настала очередь хорошего полицейского? — откликаюсь я, растянув губы в приветственной улыбке.

Хоггарт кивает пока идет ко мне. Он не улыбается, не отвечает мне той же любезностью. Как всегда. Я уже не жду этого, просто в очередной раз отмечаю этот факт.

— Вы американцы такие самоуверенные.

Да. Мы такие и источник всех бед. Это я уже поняла.

— Вы англичане такие нудные, — парирую я.

— Вы стали дерзить.

— Я не люблю, когда на меня кричат. Извините.

— Почему?

Я дергаю плечом. Хочет знать и этот факт из моей жизни?

— Неприятные воспоминания из детства.

— Все дело в вашей матери? Она была больна.

Он листает свой планшет. Я не отвечаю.

— Энцефалопатия, верно? Приступы начались спустя три года после вашего рождения.

Хм. Значит они сохранили базы данных по несуществующему континенту.

— Это ведь, — он вновь смотрит в свои бумаги, даже не переворачивая их, — всегда сопровождалось криком и ругательствами.

Да. Она говорила все громче и громче. Позже, отец говорил что это из-за растущего напряжения в спинном мозге.

— Потом она стала принимать препараты, что сделали ее намного мягче.

Я вновь ощущаю прилив раздражения. К чему все эти вопросы? Зачем он дает понять что знает кое-что обо мне. Для чего все это?

— Она мертва?

— Да.

— Вы уверены?