Шрифт:
– Это было трудно?
– Это было очень трудно.
В серых глазах гостя мелькнуло что-то такое, что заставило Мэри заподозрить: он преувеличивает трудности, чтобы снискать побольше благодарностей. Но если даже и так – почему нет? От любезных слов язык не сломается. А может, вовсе он не преувеличивает.
Благодарности были выданы ему обильно и с жаром, причём, что характерно, искренним. В основном старалась Мэри, но Флора тоже не отставала; Матвеев слушал. Когда же дамы притомились, младшая предложила гостю пообедать, «если это не против его веры и его не смущает обедать с женщинами» [7] . Флора немедленно добавила, что ничего, противного православным традициям, у них не готовят. Полковник согласился так охотно, как будто именно этого и ждал.
7
В России XVII века было принято, чтобы мужчины и женщины принимали пищу отдельно друг от друга. Исключения делались только в определённых случаях, например, на свадьбах.
– То, что на вас – это и есть немецкое женское платье? Я мужские камзолы и прочее видел, а вот женские наряды – ни разу.
– И как тебе нравятся наши платья? – с улыбкой спросила Мэри.
– Нравятся. Не широкая одежда, а как будто облегает.
– Так и есть, – согласилась Мэри, а про себя подумала: хорошо, что на них закрытые скромные платья, без вырезов.
Матушка Флора немедленно стала жаловаться на трудности вынужденного переодевания: большинство иностранцев уже привыкли к русской одежде, а им вдруг приказали носить немецкое платье, которое негде было купить и мало кто умел шить.
– Это правда, – тихо подтвердила Мэри. – Моя мама хорошо шьёт, и её умение создало ей внезапную популярность. У неё учились сами наши дамы, присылали к ней слуг, самые наглые просили сшить им платья.
Не в добрый час упомянула она о слугах: свекровь ухватилась за новую тему для жалоб.
– Держать русских слуг нам нельзя, а везти их из Германии или Голландии – чудовищно дорого и неудобно. Приходится идти на всякие хитрости…
Тут госпожа Краузе сообразила, что говорит лишнее.
– Царь и патриарх считают, что православные люди не должны быть слугами иноверцев. А какие у вас хитрости в ходу?
– Ну… э… а ты не будешь на нас доносить?
– Нет, – гость улыбнулся, – просто из любопытства спрашиваю.
– Ну… договариваемся с русскими друзьями или выкрестами, что слуги числятся как бы у них, а на самом деле у нас… Или что они не слуги, а угол снимают, – добавила она смущённо.
– Или принимаете беглых, – опять улыбнулся Матвеев.
Мэри сидела как на иголках. Похоже, русские власти знали больше, чем хотелось бы обитателям Немецкой слободы.
– Нет, что ты, это же незаконно, – ответила она сахарным голосом.
– Я лично так не делаю, – добавила её свекровь голосом не менее сахарным, – но могу понять того, кто будет так делать.
– Боюсь, что власти и прежние хозяева не поймут. Вообще же у вас есть выход: принять православие, и сложностей этих не будет.
– Поменять веру не так-то просто, если, конечно, ты не Анри Четвёртый.
– Кто это?
Мэри приказала подать сладкое и объяснила, что это французский король, прославленный любовными похождениями и тем, что он четыре раза менял веру.
– Четыре раза? Нет, я понимаю один, ну два, но четыре…
Кончилось тем, что пришлось рассказывать гостю про Анри Четвёртого, предварительно предупредив, что это рассказ долгий.
– Я никуда не тороплюсь. И если вы, женщины, меня не гоните – с удовольствием послушаю.
Мэри начала, что называется, ab obo [8] :
– Во Франции есть закон, называемый салическим, по которому женщина не может сесть на трон. Поэтому если в Кастилии была королева Изабелла, в Шотландии – королева Мария, а в Англии – Мария и Елизавета…
8
«От яйца» (лат.), т. е. «от начала начал».
– Это с которой царь Иван Васильевич переписывался?
– Да, верно. А у французов, когда умерли один за другим три брата-короля из династии Валуа, на престол взошла не их сестра Маргарита, а их не то семиюродный, не то ещё более дальний родственник, король Наварры Анри…
Мэри рассказывала с увлечением, а собеседник слушал её, как Шахрияр Шахерезаду, иногда задавая вопросы; эти вопросы обнаруживали как знания, так и незнания в самых неожиданных областях. Наконец добрались до самого конца:
– И вот, старый уже король влюбился в молоденькую знатную даму, красавицу Шарлотту де Монморанси. Он решил её выдать замуж за своего племянника, молодого герцога Конде, но так, чтобы юноша только числился её мужем, а удовольствиями мужа пользовался сам король. Однако молодой человек влюбился в свою красавицу-супругу и увёз её во владения испанского короля.
В этом месте Матвеев начал смеяться.
– Король Анри был в ярости и грозил войной испанскому королю. Правда, некоторые люди утверждают, что красавица Шарлотта была только предлогом, а на самом деле Анри хотел отнять у испанцев их земли, но я думаю, что обе причины, так сказать, сложились друг с другом. Никто не знает, что думала сама девушка: одни говорят, что она была рада сбежать от короля-старика с молодым парнем, а другие – что она любила Анри и тайно посылала ему письма с просьбами спасти её, а мужа к себе в постель не пускала. Но вдруг один монах, католик, прямо на улице подбежал к карете короля, запрыгнул в неё и поразил короля кинжалом.