Шрифт:
– В землю закапывают…
– Ты чего? Сначала ведь закапывают – а только потом скелет! – перебил старшего соседский мальчик.
– Ну да, – согласился тот.
– А потом? – снова спросила сестра.
– Потом – все. Будешь там мертвый лежать всегда. Или найдут потом случайно, да в музее поставят как динозавров.
Сестра принялась ощупывать свои руки, шею, голову. Внутри действительно твердо.
– Как мертвое может быть внутри живого? – спросил я у старших ребят, и те лишь пожали плечами.
– Эй, я нашел их!!! – раздался радостный крик позади.
Мы обернулись – к нам бежали остальные ребята.
– Тихо вы, тут птенцы мертвые!
Все моментально позабыли про игру. Один мальчик поднял с земли ветку и пошевелил ей одного из птенцов. На ветку сразу перебежало несколько муравьев, и он ее отшвырнул.
– Их надо похоронить.
Через час мы пришли домой, грустные и подавленные, с руками по локоть в земле. Вымыв их с мылом и подойдя к отцу, мы в один голос выпалили:
– Папа, что такое смерть?
Отец удивленно посмотрел поверх газеты:
– Вам рано еще об этом думать.
– Мальчишки во дворе сказали, что нас однажды не будет! – выпалила сестра, надеясь, что отец сейчас рассмеется и объяснит, что те пошутили.
– Всех когда-то не будет, – отец отложил газету.
По телу побежали мурашки.
– И вас с мамой?
Он кивнул.
– А как этого избежать? Ведь Кощей – бессмертный! Должны же быть еще такие, бессмертные!
Отец усадил нас на колени:
– Дети – это и есть бессмертие. В вас – наша частичка. Половинка от папы, половинка от мамы. Когда нас не станет, будете живы вы. У вас появятся свои дети, и внуки, а потом – правнуки. В каждом из них будет и наша частичка. Мы все еще будем жить во всех вас.
– А в тебе тоже есть дедушка? – сестра напряженно присмотрелась к папе.
– Конечно. И бабушка.
Я вглядывался в его лицо и не видел ни малейшего сходства. Дедушка был старый, седой, у него нос с горбинкой, усы, и волосы по вискам кудрявятся. Папа совсем другой!
И во мне нет ни мамы, ни папы, только я! Я не умел ничего из того, что умели родители, не знал ничего из того, что знали они! Даже когда я подрасту, я все равно ими не стану. Я совсем, совсем другой. Во мне даже сестры нет, а ведь мы родились в один день! Мы ничуточки не похожи на родителей, да и друг на друга не особенно. Только чуть-чуть, еле уловимое внешнее сходство. А внутренне так и вовсе разные!
Ответ отца я воспринял как обман.
Отвернулся к телевизору. Там шел фильм про магов и драконов.
– Пап, а драконы существуют?
– Только в кино, – ответил он.
– Но крокодилов и слонов я тоже видел только по телевизору, а ты говорил, что они настоящие.
– В зоопарках есть крокодилы, мы туда обязательно сходим, – сказал отец, – А слонов фотографируют путешественники в своих экспедициях в дальние страны. Ученые изучают этих животных и рассказывают о них в документальных фильмах, а не в придуманных сказках.
– Но зачем тогда нужны придуманные сказки? – вмешалась сестра, – Зачем телевизор нам врет?
– Фантазия украшает наш мир и делает его бесконечно богатым, – ответил папа.
Перед сном, лежа в соседней кровати, сестра сказала:
– Не думаю, что во мне живет мама. Ведь мама еще есть, она жива, она с нами. Мама – это кто-то другой, кого больше нет. Так же и мы – были кем-то другими, а теперь мы – это мы. Просто оказались здесь, в этом городе, в этой семье.
– Я не помню, что был кем-то другим, – отозвался я, перевернувшись на другой бок.
– А я раньше была лошадью.
– Почему это?
– Мне часто снится, как я несусь по зеленому лугу. Кругом все светлое и солнце над головой. Тепло. Я чувствую, как развивается грива, стучат копыта. Все кажется взаправду, даже не понятно, что это всего лишь сон.
– Во сне всегда не понятно, что это сон, – буркнул я.
– Не правда! Я почти всегда понимаю, что сплю. И тогда ем конфеты, на каруселях катаюсь всю ночь… Зову тебя, а ты не приходишь! Но иногда я вспоминаю, что была лошадью.
– А я, наверное, микробом был. Потому что совсем ничего не помню, – сквозь сон проговорил я и провалился в безмятежность.