Брум внимательно выслушал мой рассказ, не перебивая и не задавая вопросов, но когда я попросила его взять нас с Минервой с собой, нахмурился и крепко задумался.

— Мне очень хочется помочь вам, Нэнси, — заговорил он после продолжительной паузы, — и я без колебаний дал бы свое согласие, но я не вправе принимать такое решение в одиночку. Завтра я соберу команду на совет и постараюсь убедить парней поддержать мое предложение.

— А разве нельзя просто приказать? — удивилась я. — Вы же капитан, Адам!

Шум и крики снаружи нарастали с каждой минутой. Барабанная дробь перемежалась пьяной бранью. Завязалось несколько драк. Сквозь открытую дверь хижины виднелись лежащие вповалку у костров бесчувственные тела и шатающиеся фигуры упившихся до умопомрачения мужчин. Судя по плачевному состоянию пиратов в настоящий момент, утром их ожидает жесточайшее похмелье.

— У нас не торговое судно и не военный корабль, — усмехнулся Брум. — Все вопросы решаются голосованием на общем собрании. Нам плевать на расовую принадлежность, национальность или цвет кожи, мы принимаем всех желающих, однако до сих пор… — Он запнулся и умолк, но я и так догадалась, что осталось недоговоренным в последней фразе.

— Однако среди них до сих пор не бывало женщин, не так ли?

— Совершенно верно, — уныло кивнул Адам, в замешательстве теребя бороду. — Пираты суеверны, как все моряки, и считают, что женщина на корабле приносит несчастье. Напомню также, что воспитание и манеры у них отнюдь не джентльменские. Думаю, вы и сами понимаете, какие очевидные проблемы в команде могут возникнуть с вашим появлением на борту.

— Помнится, под началом Ситцевого Джека [35] служили две молодые бабенки, — подал голос Игнациус Пеллинг. — Как же их звали-то, дай бог памяти? Ага, вспомнил! Мэри Рид и Энн Бонни. Ох и лихие были девки, ни в чем мужикам не уступали! И одежду мужскую носили, и по вантам бегали, что твои мартышки, и вахту наравне со всеми отстаивали.

— Мы тоже можем! — ухватилась я за слова боцмана, как за спасительную соломинку. — Я имею в виду, одеваться по-мужски, нести вахту, драить палубу и работать, не отставая от других. В том сундуке с одеждой, который вы принесли с собой, наверняка найдется что-нибудь подходящее для нас обеих. Мое детство прошло в порту, и я неплохо разбираюсь в снастях и такелаже. А если чего не знаю или не умею, быстро научусь и научу Минерву. Мы молоды, сильны и выносливы. Мы вас не подведем, дайте нам только шанс это доказать!

— Но учтите, — предупредил Брум, — что обманывать команду я не намерен. Парни должны знать, кто вы такие. Пусть все будет ясно с самого начала, а дальше уж им решать. Что скажете, друзья? — повернулся он к спутникам. Кросби утвердительно кивнул, а Пеллинг пожал плечами. Заметно повеселев, Адам снова обратился к нам: — Очень хорошо! Завтра утром мы заберем вас с собой и представим всему экипажу. — Поднявшись на ноги, он обменялся теплым рукопожатием со мной и Минервой, поблагодарил Филлис за гостеприимство, а на прощание добавил: — Даю слово приложить все усилия на сходке, чтобы вас приняли.

Гости допили вино и ушли, а мы улеглись спать. Шумный гвалт за стенами хижины постепенно утих, и до наших ушей доносились лишь отдельные возгласы и взрывы хохота. Все уже допились до последней стадии, когда отказывает язык и человеческая речь становится похожей на обезьянье гуканье. Близился рассвет, но сна у меня не было ни в одном глазу. Я не видела лица Минервы, но слышала ее дыхание и знала, что она тоже не спит. Потянувшись к ней и нащупав в темноте ее руку, я шепотом, чтобы не разбудить Филлис, спросила:

— Ты уверена, что действительно хочешь пойти со мной? Подумай! Еще не поздно отказаться и остаться с матерью. Ты вовсе не обязана меня сопровождать.

— А мне сдается, что обязана, — прошептала в ответ Минерва. — И чем дольше я думаю, тем яснее вижу, что приняла правильное решение. Да и как я отпущу тебя одну? А о Филлис не беспокойся: мать каждый день твердит, что здесь ей так хорошо, будто в родной дом вернулась. Я же родилась рабыней на плантации, и возвращаться мне некуда!

— Брум считает море своим домом.

— И не только он один, — заметила Минерва. — Море открыто для всех наций и народов. Мне кажется, оно и нам с тобой придется по нраву. Я жажду повидать мир, найти свое место в нем и не хочу до конца жизни прозябать в этих лесах, дрожа от страха и постоянно гадая, когда заявятся охотники с собаками, чтобы перебить нас всех или снова обратить в рабство.

Я приподнялась и посмотрела на нее. Голос Минервы звучал твердо и уверенно, даже несколько грубовато, но лицо ее в предрассветных сумерках было мокрым и блестело от слез.