Единственное, что я не успела, так это прибраться в спальне. Помешал телефонный звонок. Мужской голос попросил Саню, так звали моего мужа. А я, Любаня, хозяйка квартиры средних лет, но выгляжу, разумеется, моложе!

С чувством выполненного долга я объявила перерыв и решила поболтать.

– Любаня, привет, – раздался приятный баритон на другом конце провода.

– Чао-какао, – ответила я игриво, намекая на продолжение разговора.

– Как поживаете? Куда пропали?

– Нам сейчас не до тебя… Саня затеял новую дачу, суета сует, сам понимаешь. Песок, бетон, ворота и забор.

– А я в свободном полете, короче, наслаждаюсь своим положением.

– Каким положением?

– Холостым!

– Ты все-таки развелся?

– Покончил с рабством навсегда!

– Да ты, что ль, раб, не смеши!

– Долго не выпускали на свет агнца. А Боженька все видел и устроил новую светлицу с красною девицей!

– Сколько же она с тобой мучилась, бабник!

– Не она, а я с ней! И не только я, но и мой Гаспер.

– Какой такой Гаспер? Не припоминаю…

– Молодой озорной кобелек мой, ненаглядный.

– Послушай, да не знаю я никакого Гаспера, жену бывшую знала, а Гаспера?..

– Любаня, ты сегодня в ударе, месяц назад моего кобеля лечила. Я тебе говорю про собаку Га-с-пе-р, ты, что, мать, забыла? Я же не застукал тебя с каким-нибудь «джаспером» или «вокером», только произнес имя моей любимой собачки Гаспер!

На слове Гаспер я задумалась, и моя память стала усиленно сопротивляться.

– Любаня, ты куда пропала? Чего молчишь-то, котлеты подгорели? Едрена-матрена!!!

Я почувствовала, что это не Санин друг, это был другой человек, захотела повесить трубку. Но, подождав минутку-другую, все-таки отозвалась.

– Простите, если у собаки имя Гаспер, то вас как зовут?

– Ну ты даешь, Любаня, плавно перешла на вы! Париж с конфетами! Короче, Жорик меня зовут. Жорж;. Жоржик… Едрена-матрена!

– Послушайте, Жорик, я не та Матрена. Вы ошиблись номером, и я говорю вам «оревуар»!

– Постой… ну подожди… Любаня, только не клади трубку, я не хочу вот так… Давай поговорим о чем-нибудь еще. Хочешь, я расскажу о себе или о своей собаке? А хочешь, о тебе? Может, куда-нибудь сходим?

– Я еще раз повторяю, произошла ошибка, недоразумение… Жорик! Мне пора. Сейчас придет муж с работы!

– Послушай, позвони, когда захочешь… ну просто поболтаем, как сегодня, как старые знакомые.

Что-то в тот вечер изменилось. Объяснения новому состоянию я пока не находила, но разговор с Жориком начал ворошить забытые романтические воспоминания. Непонятное чувство, возникшее на лету по телефону, натягивало невидимую нить симпатии. На всех фронтах ощущалась победа, мне захотелось подпрыгнуть и отпустить свои мысли во вселенскую радость!

Он перезвонил в этот же день, будто услышал меня.

– Кто это? – спросил мой муж, укутавшись в махровый халат, сидя перед телевизором.

– Ужин на столе, – ответила я безучастно.

– Ты, что, не слышишь? с надрывом переспросил муж.

– Да это Гаспер, фу, Жорик.

– Какой Жорик?

– Да не все ли равно.

Я побежала на кухню договорить по телефону, чтобы перенести аппарат в другую комнату.

За столом Саня вскользь хотел уточнить, кто же звонил, но по большому счету моя личная жизнь его так мало интересовала, что после ужина он продолжил смотреть ТВ и забыл, о чем спрашивал пять минут назад. Для него я была верной домовитой супругой, с которой он проживет до старости без сюрпризов.

Второй звонок от Жорика был совсем другим. Он рассказал, что был воином и ему 56 лет. Жил неподалеку от меня, в однокомнатной квартире, выгуливал своего Гаспера и с жаром вспоминал про свою жену. Без работы ощущал себя одиноким и брошенным. Он стал звонить почти каждый день!

Но вот однажды, пригласил меня к себе домой. Я отклонила предложение, но на кафе согласилась. Хотя мне было уже неинтересно. Для меня его «сага» стала чем-то большим, чем телефонная история. Она стала для меня такой же родной и безнадежной, как мой муж.

По телефону Жорик часто вспоминал про войну, жену и погоду. Про собаку, зарплату, дачу и про ревность. Ревность для Жорика была выделена отдельной темой, она его возбуждала, сопровождала приступами бешенства, а затем сменялась на семейное блаженство с цветами и дорогими подарками. А когда напивался, то любил поговорить о сексе. Секс в жизни Жорика был, пожалуй, одной из самых ярких страниц. Он не гнушался с седыми висками иногда заглядывать в ночные клубы и даже приводить к себе девчонок. Но он каялся, грешил и опять каялся за своих брошенных детей и жену. По телефону плакал за подлый поступок, когда выписывал их из квартиры путем подкупа исполнителей этой аферы. Не освобождался он и от вины за брошенную больную мать. По-своему ее обожал и не виделся годами.