Стемнеет, и температура резко упадет: от этой мысли жгут волнения затянулся еще сильнее, сжимая мысли до предела. Теперь они вертелись только вокруг того, что делать дальше – а варианты можно было пересчитать по пальцам трехпалой руки.

Отправиться назад? Кажется, где-то там Энди видел тропу внутрь острова, ведущую к какому-то зданию Земельного фонда. Однако эта дорога, скорее всего, ведет в гору – он же не смертник. К тому же придется и дом искать… «Сейчас не сезон – он вообще открыт?» А эти заведения в любом случае закрываются в пять… «Или в шесть?»

Или идти дальше, к первоначальной цели – заповеднику в Брикбере, откуда Энди собирался повернуть внутрь острова по единственному пути, указанному на карте? Этот путь должен был закольцевать дорогу и привести Энди туда, где сегодня в девять утра он оставил свой «вольво»: на небольшую автостоянку «Доступа к сельской местности».

Дорога из Брикбера с наибольшей вероятностью привела бы его к машине, но придется больше часа идти по неровной прибрежной тропе, пока становится все темнее и холоднее, и Энди отбросил этот вариант в тот же момент, как подумал о нем. Он взглянул на лежащий впереди пляж, отметив крутые известняковые холмы, подпиравшие берега, словно укрепления. Если верить карте, за этим пляжем следовало два других таких же: идти по этой «радости сердечников» можно только очень, очень медленно – гораздо раньше стемнеет.

Впервые за много лет Энди захотелось плакать.

Был и третий вариант – марш-бросок прямиком внутрь острова, начиная от Слэгкомб-Сэндз, вокруг болот и вверх по долине; но при одном взгляде в том направлении возникал вопрос – что ждет его наверху? Чертова изгородь? Опять же, чтобы туда подняться, уйдет последний час дневного света, а там не будет ни уличных фонарей, ни электричества вообще, не считая редких немногочисленных ферм, разбросанных по холмам. По дороге Энди заметил пару унылых зданий над долинами, но свет далеких желтых окон – неважная помощь на неровной земле. Он и при свете дня уже два раза терял равновесие и падал.

Варианты – точнее, малочисленные возможности, выбранные от отчаяния, – существовали, но не радовали.

Энди не имел большого опыта в ходьбе – свой не очень удачный дебют он совершил на Рождество, чтобы поддержать себя в форме. Эта прогулка была шестой за два месяца, но на дикой прибрежной тропе он оказался впервые.

К вихрю испуганных обрывочных мыслей добавилась ненависть к себе. Но хватит на сегодня неудачных решений. Больше никаких сомнений, поворотов и приседаний на ветру, чтобы обратиться к карте, которую он не мог читать без очков. Последние несколько раз, заглянув в путеводитель и сунув его обратно в карман, Энди тотчас же забывал, что только что видел. Холодный ветер нагонял маразм.

«Вариант первый: дом Земельного фонда».

Глядя под ноги и разевая рот, как рыба, он принялся подниматься по склону, параллельно направлению, откуда только что пришел. Подальше от берега, за этим отрезком тропы, где-нибудь на дороге он найдет то здание начала прошлого века. «Обязательно найду!» Может, там и телефон есть. Но идти придется по полям, по пересеченной местности.

«Так что повернись, мудак, и иди, пока тьма тебя не поглотит…»

Столовая. За столом прямо сидят два человека, раскрашенных в красное от корней волос до подошв босых ступней. Их торсы, руки и ноги тускло блестят от масла. Они молчат, закрыв глаза, будто сосредоточившись на благодарной молитве за ниспосланную им пищу – влажные увесистые ломти мяса с кровоподтеками на белых тарелках. Вид пищи шокировал Энди меньше, чем вид пары перед ним. Он проделал такой путь, чтобы найти… это?! Неужели судьба решила, что этот день соберет в себе все ужасы?

Последнюю пару часов он шел прочь от берега, на запад по черной проселочной дороге, истоптанной копытами и покрытой коркой из навоза. Вонь звериных испражнений безнадежно забила носовые пазухи Энди, но он, не сдаваясь, шагал по тропке полтора часа, пока из-за холмов не показалось здание со светом в окнах.

Пока он топал к этому одинокому дому, солнце догорело на железном небосводе, железо превратилось в уголь, и тьма пропитала все вокруг, точно смола. Шагая по черным полям, Энди говорил вслух сам с собой, чтобы не поддаться панике. Не видя ничего ниже пояса, он шел через кусты, спотыкался о каменные стены и застревал в изгородях, которые замечал, только наткнувшись на них. Когда пришлось лезть через какие-то ворота, Энди поцарапал бедро, и теперь вся его нога промокла: водонепроницаемые штаны прилипли к горевшей от боли плоти, а на обоих коленях стояли синяки.

Под ногами хрустел то щебень, то трава, подошвы скользили то по жиже, то по навозу, руки замерзли до кончиков почерневших от грязи ногтей, шерстяные носки прилипли к пальцам ног, пропитавшись кровью от ногтей, от дождя куртка потяжелела вдвое. Но Энди продолжал свой нелегкий путь по неровной земле в темноте, ковыляя к желтым квадратам, все эти часы остававшимся вдали. Здания, которым принадлежали эти окна, полностью сливались с чернотой, единственным светом были сами крошечные квадраты – маяк для неосторожного бродяги, ферма, окруженная колючей проволокой.

Энди оказался там, когда большая стрелка на светящемся циферблате миновала цифру семь. На этой цифре его жена должна начать волноваться.

Он зашагал между пристройками, поскальзываясь на свежих фекалиях. Нитратное зловоние поднималось, просачиваясь в самый мозг и сдавливая дыхание.

В ближайшем здании, поглощенном ночью, раздалось низкое покашливание и два возгласа, будто животные внутри во сне почуяли незваного гостя – наверно, это были сараи, где не горел свет. Энди не столько понимал, что за строение перед ним, сколько просто чувствовал его. Однако светящиеся окна фермы понемногу росли, пока Энди не оказался перед длинной комнатой, совмещавшей в себе столовую и кухню.