Прикрыв трубку ладонью, она вопросительно посмотрела на Керри:

– Ты хочешь его сегодня видеть? Он предлагает поехать в Хэмптон-Корт.

Секунду Керри готова была поддаться соблазну уйти из квартиры и от всего вообще, но это быстро прошло. Слишком легко было бы опереться на Рэя, принять его доброту, понимание и растущую преданность, ничего не давая взамен. Слишком легко и слишком несправедливо по отношению к нему.

– Скажи, что мне очень жаль, но я не могу, – сказала она, зная, что закрывает эту дверь с решимостью, которую не сможет не почувствовать Рэй.

* * *

Лиз и Адриан собирались идти покупать кольцо. Слыша их смеющиеся голоса, когда они спускались по лестнице, обсуждая какую-то шутку, Керри подумала, что Адриан сильно переменился за те несколько дней, которые прошли с тех пор, как они уладили все недоразумения, стоявшие между ними. Может быть, не столько внешне – Адриану так импонировал образ циничного человека, знающего жизнь, что он не собирался с ним расставаться, – но он стал более терпимым и, казалось, примирился с мыслью, что хороший актер на вторых ролях не менее важен для спектакля в целом, чем ведущие.

Мелкие дела в квартире и разборка вещей, которые надо было отправить в химчистку, заняли остаток утра. После ланча Керри вышла сделать кое-какие покупки и вернулась в четыре, как раз чтобы успеть повосхищаться очень красивым кольцом с сапфиром и приготовить для всех троих еду. В шесть пятнадцать ее переспорили остальные двое, и она втиснулась на пассажирское сиденье «мини-купера» вместе с Лиз, надеясь, что дверца не распахнется от давления.

С облегчением девушка добралась до убежища – своей уборной, не встретив ни Райана, ни Паулу. Теперь у нее было полтора часа, за которые можно было успокоиться и приготовиться сыграть так, чтобы забылась ее вчерашняя неудача. Надо было не думать о личных делах – они не имели значения. С этого дня вся ее жизнь будет посвящена театру.

В семь двадцать подруги были готовы и ждали начала спектакля. К этому времени они, по словам Лиз, уже в совершенстве овладели всей процедурой подготовки и вполне могли бы приходить в театр на полчаса позже – все равно все прекрасно успели бы.

Несколько неохотно Лиз сняла сапфировое кольцо с безымянного пальца левой руки и надела его на правую. Теперь она сидела, вытянув руку на столе, и любовалась игрой света на камнях, чуть шевеля пальцами.

– Я отнюдь не уверена, – заметила она небрежно, – что левая рука имела какое-то особое значение в Древнем Египте. Вполне возможно, что я как раз и даю понять, что помолвлена, перенеся его на правую руку.

– Даже если это и так, вряд ли об этом знает кто-нибудь из зрителей, – резонно заметила Керри. – Кстати, я не уверена, что ты вообще можешь его оставить. Оно ничуть не похоже на древнеегипетское.

Лиз расхохоталась.

– Иногда твоя страсть к деталям доходит до смешного! И кто, по-твоему, сможет его разглядеть?

– Наверное, ты права. – Керри не смогла сдержать улыбки. – Но просто когда я надеваю театральный костюм, мне надо чувствовать, что все совершенно правильно, иначе это мне мешает. Кольцо очень красивое, Лиз, и я не виню тебя за то, что тебе не хочется его снимать.

– Конечно, – подруга бросила на нее быстрый взгляд. – Мне только хотелось бы… – Она замол-чала, услышав стук в дверь, и, удивленно приподняв брови, крикнула: – Войдите!

Когда в комнату вошел Райан, на мгновение сердце Керри замерло, а потом болезненно заколотилось. На нем была белая с золотом тога, и впервые за время их знакомства он казался озабоченным. За ним маячила низкорослая и несколько самодовольная фигура мистера Алека Роджерса, представляющего администрацию; но, казалось, он потерял привычную самоуверенность.

– Повторяю, она слишком молода и неопытна, – громко говорил тот. – Должен найтись кто-нибудь еще!

– Ну так предложите, – парировал Райан, не глядя на него. Все его внимание было сосредоточено на Керри, его взгляд был твердым, выражение лица сдержанным. – Керри, у вас тридцать минут, чтобы снять этот костюм и надеть костюм Паулы. Сегодня вы берете на себя ее роль.

Девушка потрясенно уставилась на него: вскрик Лиз прозвучал для нее выражением собственных чувств.

– О ч… чем вы говорите?

– Разве я не достаточно ясно выразился? Вчера заболела дублерша Паулы, и никто, кроме вас, не знает роль достаточно хорошо, чтобы помочь нам. Я только надеюсь, что Лиз не преувеличивала, говоря, что вы знаете и слова, и мизансцены, хотя, конечно, я буду вам помогать, чем смогу.

– Что случилось с Паулой? – вопрос Лиз звучал как обращение на равных, и она не обратила внимания на зловеще хмурящиеся брови мистера Роджерса.

– Она тоже больна. Ее доктор звонил пять минут назад.

– Но вчера вечером она была в полном порядке!