Тогда я не понимала, что у каждого произведения искусства есть история, а у большинства и не одна. Именно истории превращают плоские куски холста на стене галереи в потрясающие живые шедевры. Когда я училась в Оксфорде, преподаватель водила нас в музеи и рассказывала о судьбах художников, о том, почему та или иная тема считалась в свое время слишком рискованной, как полотна меняли владельцев и как в конце концов оказались в музее. Эти истории околдовывали меня. Мы посещали музей за музеем, переходили от шедевра к шедевру и лихорадочно записывали в блокноты каждое слово преподавателя. Когда семестр в Оксфорде закончился и все виды пасты в Италии были перепробованы, я вернулась в колледж и решила получить второй диплом по истории. Следующие полтора года я заполняла каждый свободный час в расписании историческими дисциплинами.

Когда семестр в Европе уже подходил к концу, я наткнулась в каком-то журнале на статью о женщине, работающей в аукционном доме. До этого я не подозревала, что у мира искусства есть бурная и энергичная деловая сторона. Даже не задумывалась, откуда у коллекционеров берутся картины: вероятно, достаточно зайти в галерею и купить все, что хочешь. В моем понимании шедевры живописи должны висеть на стене в музее, а не в гостиной. Статья рассказывала о блестящей жизни аукционистов: увлекательных поисках украденных или утерянных работ, роскошных вечеринках перед большими аукционами в Нью-Йорке или Лондоне, поездках по всему миру и встречах с самыми влиятельными людьми. Я была совершенно очарована. Каково это: прийти на работу и увидеть на стене недавно найденный оригинал Леонардо да Винчи, а через неделю на его месте – полотно Дега? От одной мысли перехватывало дыхание. Я начала собирать информацию об аукционах и быстро узнала, что два крупнейших аукционных дома в мире называются Sotheby’s и Christie’s. Оставалось только придумать, как получить место стажера в одном из них.

Следующие пару месяцев я изучала все материалы об аукционах, которые только могла достать, и рассказывала всем, как я мечтаю о стажировке в этой отрасли.

Такие разговоры – бесплатный маркетинг. Кроме того, если громко заявлять о своих целях, люди через некоторое время интересуются, что из этого вышло. Ты начинаешь чувствовать ответственность за свое будущее. Я не утверждаю, будто, если бесконечно болтать о мечтах, они сбудутся сами собой, но расширить сеть профессиональных знакомств никогда не помешает.

Когда в мире не осталось, кажется, ни единого человека, не осведомленного о моем интересе к аукционам, удача улыбнулась. В тот год отец познакомился на рождественской вечеринке с сотрудницей Christie’s (учитывая обстоятельства, я до сих пор считаю, что здесь не обошлось без божественного вмешательства). Она полностью соответствовала представлениям о женщине ее круга: шикарная, великолепно одетая, изящная и обходительная. Я представляю ее в шарфе от Hermes, хотя, скорее всего, эту деталь я додумала сама. За бокалом вина она поделилась бесценной информацией – контактами Мэри Либби, которая на тот момент более 20 лет руководила программами стажировки в Christie’s.

Читателям-миллениалам будет трудно понять продолжение этой истории, просто поверьте на слово. В те времена телефоны не умели показывать номер звонящего. Да-да, не удивляйтесь так. Люди не знали, кто им звонит, и были вынуждены каждый раз поднимать трубку. Однажды трубку подняла и Мэри Либби и очень мягко, но настойчиво объяснила мне, что Christie’s в данный момент не набирает стажеров. Однако я не собиралась на этом останавливаться.

Тут-то я и нанесла свой коронный удар.

Я начала в буквальном смысле преследовать Мэри Либби по телефону. Каждый день я составляла новую речь. Записывала все аргументы и контраргументы большими буквами на листе бумаги, клала его перед собой, делала пару глубоких вдохов и набирала номер мисс Либби в Christie’s. Когда она поднимала трубку, я говорила одну и ту же фразу: «Здравствуйте, мисс Либби, это Лидия Фенет. Мне кажется, именно сегодня вы сможете найти для меня место стажера». Первые пару дней мисс Либби просто смеялась и отвечала что-то вроде: «Извините, милая, но у меня вряд ли получится – у нас все еще нет вакансий». Затем ответы стали суровее: «Боюсь, я ничем не могу вам помочь». Тогда я изменила стратегию. В программе стажировки всего 30 мест, и я решила выяснить у мисс Либби, почему остановились именно на этой цифре. Если бы мне удалось обнаружить ошибку в подсчетах, может быть, они бы сделали для меня исключение.

На следующее утро я, как всегда, позвонила мисс Либби и, пока она не успела произнести традиционное «ничем не могу вам помочь», спросила, почему программа стажировки, да еще и неоплачиваемой, ограничена всего 30 участниками. Казалось бы, ни одному отделу компании не помешает увлеченная аукционами стажерка, которая ничего не просит за свою работу! Мисс Либби призналась: стажеры каждую неделю ездят в музеи и некоторые экскурсии рассчитаны только на 30 человек. Поэтому в программу и не брали больше желающих.

Именно это я и хотела услышать.

– А что если я пройду модифицированную стажировку? Я же могу отказаться от тех поездок, в которых количество участников ограничено. Для моего начальства так будет даже лучше, ведь я пропаду из офиса на полдня. А если кто-то из стажеров заболеет или не сможет прийти, я поеду вместо него.

Мисс Либби не ответила «да». Но и «нет» она тоже не сказала.

Через час она перезвонила мне с предложением. Я не смогу посещать все лекции и мероприятия из-за ограничений по количеству участников, но она может предложить мне модифицированную программу стажировки в отделе по развитию бизнеса. В этой работе мало шика и роскоши, зато я смогу получить практические знания.

Я так хотела в Christie’s, что согласилась бы даже на место уборщицы. Это был единственный шанс исполнить мечту, и я не собиралась его упускать. В первый рабочий день я оделась так, как советовала статья из журнала: в черный костюм и позаимствованный у мамы дорогой шарф. Я чувствовала себя королевой мира, когда подошла к двери аукционного дома Christie’s на Парк-авеню в Нью-Йорке. В лифте я представляла себе просторный офис отдела по развитию бизнеса и рабочее место с видом на город.

Вместо этого мне выделили крошечный стол у стены, заваленный горой бумаг, которые следовало измельчить в шредере. Тем летом моя работа не имела ничего общего с шарфами от Hermes и состояла в основном из отправки факсов, заполнения документов и подачи заявлений боссу. И тем не менее мне нравилось. Я наслаждалась энергичной атмосферой в офисе во время очередного аукциона, шедеврами мировой живописи на стенах и стуком молотка о трибуну. Я была готова делать все, что потребуется, и даже больше. Я изрезала пальцы бумагой, но каждый день приходила на работу с улыбкой на лице и шарфом на шее. В начале осени мне предложили постоянное место.