В семь часов утра, на сером промозглом рассвете, ежась от забирающейся под платье влаги, Лея Андольф, отныне уже не фрейлина ее величества, вышла за дворцовую калитку, держа в руках скромный плетеный чемоданчик. В отличие от фасада, где дворец окаймляла ажурная решетка в виде стилизованных пик, здесь более старая стена была возведена из красного кирпича и покрыта сверху нависавшей черепицей. Низенькая калитка, служившая чем-то вроде черного хода для персонала, представляла собою тяжелую дубовую дверцу, скрепленную полосами железных оков и утопленную в толще кладки. Здесь полагался пост из двух стражников, но Лея очень редко видела их на месте: неподалеку раскинулся увеселительный квартал, начальник стражи закрывал глаза на частые отлучки подчиненных, и до тех пор, пока гром не грянул, никто креститься не собирался. Заступавшие на этот пост и фрейлины жили в добром согласии: «бабочки» частенько в неурочное время выпархивали за пределы казенной территории, и любой стражник, глазом не моргнув, поклялся бы, что в его дежурство ни одна фрейлина тут не проходила. Лея содрогнулась, рассмотрев установившиеся порядки в свете ненависти фон Скерд.

В принципе, войти сюда и выйти отсюда мог кто угодно, а ее нашли бы через неделю с перерезанным горлом в какой-нибудь забытой кладовке.

Этим утром, однако, оба были на месте. Их присутствие выдавало позвякивание металла в тумане, и, услышав тихий скрип, стража в два голоса окликнула Лею.

Наверное, они были злы от того, что пришлось стоять здесь эту муторную рассветную вахту, когда девицы в веселом квартале уже выставили своих клиентов и теперь спали тяжелым душным сном, который продлится, возможно, до самого полдника, предваряя очередную трудовую ночь. Ничего неожиданного и тем более необычного не было в ворчливой просьбе назвать свое имя, однако Лее вдруг представилось, что в ответ из тумана немедленно последует удар кинжалом. Она сжалась в нише калитки и молчала, мелко дрожа, пока из тумана не вынырнули две усатые морды, опухшие, красные, со слезящимися глазами, но определенно не принадлежащие брави фон Скерд.

Тогда она назвалась и безропотно откинула капюшон, позволяя убедиться, что это действительно она. Эту меру предосторожности — откинутый капюшон — стража всегда строго соблюдала по отношению к хорошеньким фрейлинам и была на этот счет неумолима.

— Это и в самом деле малышка Андольф, — сказал один. — Ты чего такая перепуганная?

— Ты разве забыл, — напомнил второй, — как ей маркграфиня Эрна грозила? Верно говорят, страшнее бабы зверя нет. Нешто она не шутила?

Лея помотала головой.

— Проводить?

Она кивнула, боясь выдать свой страх зубовным стуком. Стражник взял ее чемоданчик, она уцепилась за его локоть и выбралась из приворотной ниши на улочку.

Почти сразу до их слуха донеслась подкованная конская поступь.

— Кто идет? — взревел добровольный защитник. Другой вышел на два шага вперед и взял протазан наперевес. Из тумана ответил голос лорда Грэя, и Лея перевела дух. Три лошади и два всадника. Свободная лошадь шла под дамским седлом. Стражники отступили.

— Насовсем, птаха?

— Похоже, что так. Спасибо, господа, и прощайте.

— Ладно, удачи! Мы тебя не видели. — И они с аппетитом расцеловали ее в обе щеки. Лея и не подумала протестовать: их сивушный и табачный запах показался ей почти родным.

Они подумали, будто она сбегает с мужчиной. Ну и пусть. В сущности, это почти правда. Спутник лорда Грэя спешился и подсадил Лею в седло, плетенка ее была умело приторочена сзади, образуя нечто вроде высокой луки, на которую удобно опереться. Кони тронулись с места, она оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть напоследок, как туман наползает на лица стражников — последние знакомые лица, оставляемые ею за спиной.

Потом пришло время взглянуть в лица спутников.

Лорд Грэй держался в седле почти неподвижно, поводья были намотаны на луку. Видимо, лошадью он управлял незаметными движениями коленей, и вообще он выглядел так, будто досыпал верхом. На присоединившуюся к маленькому отряду Лею он обращал внимания не больше, чем на галку на заборе. Чего не скажешь о его спутнике, по виду — слуге, несколько первых секунд прямотаки не сводившем с девушки глаз.

— Раньше я не замечал за тобою страсти дважды наступать на одни и те же грабли.

Лорд Грэй пожал плечами и с видимой неохотой приоткрыл глаза.

— Грабли далеко не одни и те же, Оттис. И, по-моему, мисс Андольф совсем не похожа на грабли. Может быть, маленький гребешок…

— Та тоже не была похожа… Вначале.

— Это Оттис. Мой оруженосец, помимо всего прочего, — сказал лорд Грэй с комическим вздохом, снисходя до того, чтобы пояснить для Леи невероятную наглость, какую он вынужден терпеть.

Лея взглянула в лицо Оттиса со смешанным чувством любопытства и некоторой боязни. По ее мнению, так мог выглядеть Харои. Узкое лицо с выразительными хрящами, крупный крылатый нос, длинная костистая нижняя челюсть, пронзительные светлые глаза под тяжелыми бровями, густая шапка сивых волос, подстриженных в кружок. Ростом этот детина, пожалуй, превосходил своего лорда, руки у него были как лопаты, а ноги — как весла. Улыбке его и конь бы позавидовал.

— И что же такое это «все прочее»? — полюбопытствовала она только ради того, чтобы голос ее звучал.

— Эта ошибка природы претендует на право зваться моим внутренним голосом, — отозвался лорд Грэй. — Не считая того, что он — мой молочный брат. Слыхал я, однако, байку, будто не только молочный…

— Но мы никогда меж собой этого не выясняли, — вновь встрял в разговор «внутренний голос», явно пренебрегая главной добродетелью существ подобного рода: их особенно ценят, когда они молчат.