Как такое возможно? Почему именно она? Не думаю, что Нина знала об этом. Или знала и скрывала от меня правду? Но зачем ей это?

— Соколов? — кажется, женщина уже не первый раз обращается ко мне, раз недовольно ворчит и поджимает губы, когда я поднимаю голову.

— Пока не говорите ей об этом, — прошу я, поднимаюсь с места и выхожу из кабинета врача с тяжелой душой.

Уже на улице набираю номер Дикого и велю ему приехать в клуб. Повернувшись, поднимаю голову и быстро нахожу этаж, на котором находится комната Нины, и вздохнув, отправляюсь в клуб. Встретиться с ней сейчас и рассказать про ребёнка у меня не хватило смелости. И как последний трус я сбежал от неё. Чтобы забыться и напиться. Забыть её к таким чертям, чтобы проснувшись рано утром, страдать от похмелья, а не из-за нее.

Дикий не понимает, почему я пью, но молча поддерживает меня. Не пытается остановить, вразумить.

— Парни говорят, жена проснулась и ищет тебя, — смотрю на друга равнодушно и киваю. Но подрываться и ехать к ней не собираюсь.

Во-первых, я чертовский пьян, чтобы появиться перед ней в таком виде. Во-вторых, я еще не готов к разговору. А в том, что у нас будет серьёзный и тяжелый разговор, я был уверен.

— Усиль охрану и смотрите в оба, — отдаю короткий приказ.

Раз напиться в хлам у меня не получится, не вижу смысла оставаться здесь.

Шатаясь, добираюсь до машины, и велю водителю доставить меня домой.

Утром следующего дня просыпаюсь с жутким похмельем, как хотел, но забыть про Нину и её болезнь не получается. Час стою под холодным душем, но это не помогает расслабиться, не думать о плохом.

Одеваю то, что попалось под руку. Отказываюсь от завтрака. А на вопросы Глеба, где Нина, не отвечаю. Хоть я уважаю мужчину, но не хочу сейчас ни с кем говорить. Мне тяжело, каждый вдох дается с трудом. Волнуюсь перед разговором с Ниной.

По дороге заскочил еще и в цветочный магазин, купил ромашки для неё. Не знаю, какие цветы она любит, но лично у меня Нина ассоциируется именно с этим цветком. Возможно, виновато её платье в ромашках, в котором она появилась в клубе в нашу первую встречу. Но перед палатой меня перехватывает её лечащий врач.

— Добрый день, Соколов, а я искала вас.

Я смотрю на женщину и раздражаюсь. Взглянул на её бейджик — Анастасия Ивановна.

— Что-то случилось, Анастасия Ивановна?

— Пришли результаты анализов вашей жены. Пройдемте, пожалуйста, в мой кабинет.

Женщина садится на свое место. Положил букет цветов на колени, скрестил пальцы.

— Результаты неутешительны, Соколов. Мы обнаружили опухоль в матке вашей жены. Величиной около пяти сантиметров. И она будет расти вместе с малышом. Сейчас самое главное — избавиться от опухоли. В противном случае, она может вызвать серьёзное кровотечение во время родов. Жизнь вашей жены в опасности. Но если мы удалим опухоль, не сможем спасти ребёнка.

Её слова как приговор. Я сижу, затаив дыхание. В помещении вдруг стало так душно.

— Ч-что? — впервые за столько лет так теряюсь.

— Вашей жене срочно нужно сделать аборт.

Я некоторое время молчу, переваривая её слова.

— Другие варианты есть? Есть ли шанс, что они выживет? — спросил осипшим голосом.

— Шансов у вашей жены очень мало. Во время родов, возможно, мы не сможем спасти её или ребёнка. Это очень рискованно.

Я встал с места, чувствуя обиду за нерожденного малыша, злость на Нину, что так беспечно обращалась со своим здоровьем, хотя знал, её вины здесь нет. Ненависть к самому себе, что не в силах обеспечить им безопасность. И страх. Страх потерять не только малыша, но и Нину. Все эти чувства перемешались в кучу, и не давали мне спокойно дышать.

— Дайте… мне самому поговорить с женой и… — прошу врача, хотя не представляю, что скажу Нине.

Остановившись перед дверью её палаты, делаю вдох и выдох, словно перед прыжком в бездну, и открываю дверь. Увиденная картина так умилил меня, что я застыл на пороге. Нина полулежала и обнимала руками живот, что-то шептала и не замечала меня. От этого защемило в груди. Я решительно захожу в палату, чтобы поговорить с ней откровенно и… разрушить её мир своими требованиями.

Глава 23

Сердце сжалось в предчувствии чего-то плохого, когда на пороге моей палаты ранним утром возник бандит. Его хмурый и сосредоточенный взгляд застыл на моем животе, и я инстинктивно обняла его крепче, словно Леонид мог навредить малышу. Наверное, поэтому я сразу не заметила букет ромашек в его руке. И от этого знака внимания теряюсь, расслабляюсь и забываю о том, что в больницу я попала из-за него.

— Это, — я сглатываю ком в горле и робко улыбаюсь, — мне?