— Держись, — шепчет голос мне на ухо. — Я с тобой.

Затем меня качает, будто я опьянела. Запах солёной воды так силён, что здесь просто должен быть океан где-то рядом. Чайки кричат, словно пролетают прямо над головами. Парень что-то говорит, и затем я слышу рёв заведённого двигателя. Мы на моторной лодке?

Он садится, и я оказываюсь у него на коленях. Он крепко сжимает меня. Моя голова слегка ударяется о его плечо, нос прижимается к нежной коже его шеи. А его руки, его тёплые руки, скользят вверх и вниз по моей руке. Затем мы движемся, немного подпрыгивая на волнах, лёгкие брызги попадают на мою кожу. Качание лодки убаюкивает меня, и я вновь погружаюсь в сон. Всё же пора принять новую дозу.

Приглушённые голоса звучат то тут, то там. В голове проясняется, туман исчезает, онемение проходит. Когда я пытаюсь открыть глаза, они теперь уже слушаются, и я вижу серые шёлковые занавески, кремовые стены и мебель с плавными краями. Повернув голову, я встречаюсь взглядом с тёплыми карими глазами незнакомца.

— Сиенна, — говорит он. И этого достаточно, чтобы вспомнить. Его глубокий, мелодичный голос.

Зейн.

— Скажи ещё раз, — шепчу я. Почему у меня такое чувство, что мы не виделись целую вечность?

Его губы расплываются в улыбке.

— Сиенна, — произносит он, выделяя каждый слог.

— Где ты был? — хрипло спрашиваю его.

Он смотрит на меня растерянно.

— Что ты имеешь в виду? Я был здесь, ждал, когда ты очнёшься.

— Очнусь?

Наклоняясь ближе, он рассматривает моё лицо. Его глаза отмечают каждую деталь.

— Ты не помнишь?

Я слегка качаю головой и морщусь от неприятных ощущений.

— Ты была в лаборатории Рэдклиффа. Они… проводили на тебе эксперименты.

Я смутно припоминаю это имя. Но лаборатория? Почему я была там?

Я облизываю пересохшие губы.

— Как долго? — выдавливаю я каркающим голосом.

Он прочищает горло, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Два дня.

В моей памяти есть пробелы, я пытаюсь вспомнить что-нибудь за последние два дня. Но ничего. Только дымка, которую я не могу ни стереть, ни забыть. Я пытаюсь убрать эту дымку, расчистить тучи, затмившие мой разум, найти хоть что-нибудь, что поможет вспомнить. И затем, как маяк посреди ночи, всплывает лицо мужчины. Добрая улыбка, карие глаза с морщинками, волосы с проседью.

Я втягиваю ртом воздух, и Зейн подаётся вперёд, оглядывая меня. Теперь я вспомнила: лаборатория, Рэдклифф, человек, который выглядел в точности как мой отец… Всё сразу.

— Я вспомнила, — шепчу я. Зажмуриваю глаза. Лучше бы не вспоминала.

Тёплая ладонь Зейна накрывают мою.

— Ты в порядке?

Мои глаза распахиваются. Он смотрит на меня обеспокоенно.

— Мне кажется… Кажется, мой папа жив. Он был в лаборатории.

Тревога на его лице усиливается.

— Возможно, ты думаешь, что видела его, но… — он печально качает головой. — Его там не было. Уверяю.

— Но он выглядел прямо как мой отец, — возражаю я. — Мы даже разговаривали. Он анализировал мою ДНК, уверял меня, что больно не будет.

— Сиенна, тебя накачали наркотиками. Это просто игры разума.

— Нет, Зейн. Он был там. Я видела его.

— Сиенна, — он сжимает мои пальцы.

— Но это правда, — говорю я, вырывая руку. — Я знаю, что я видела.

Я помню морщинки в уголках его глаз и складки у рта, которые становились ещё глубже, когда он улыбался. Он был таким родным. Даже его голос звучал как папин. Но может ли быть такое, что мне это всё привиделось? Возможно ли, что я увидела его только потому, что хотела этого?

Зейн максимально смягчает тон:

— Когда я пришёл туда, ты была как будто где-то далеко. Совсем ничего не соображала. Когда я только увидел… — его голос обрывается. — Мне показалось, что ты мертва.

Я мотаю головой, словно так я смогу расчистить голову от лишнего. Не могу поверить. Я хочу зацепиться за эту мысль, за эту надежду, что мой папа каким-то чудом всё ещё был жив. Идея сама по себе нелепа. Мы похоронили его больше года назад.

И эта глупая фантазия, что мой отец может быть жив, исчезает, как будто уносится течением быстрой реки.

Конечно, Зейн прав. Большая часть времени в лаборатории — это один необъятный расплывчатый туман. Видимо, врач, которого я приняла за отца, просто оказался похож на него, и мой разум наложил на него свои проекции, придав ему черты, с которыми он показался знакомым, даже родным. Его голос, его улыбка, его глаза. С учётом всех обстоятельств это объяснение кажется самым логичным. Мне внезапно становится стыдно, что я реально поверила в это. Вот что значит принимать желаемое за действительное.