Хочет.

Не отпустит.

Убьет, но не отпустит.

Он расстегивает пуговицы на моей спальной рубашке. За душевной болью не сразу замечаю, как оказываюсь обнаженной в его руках. Открываю глаза и вижу его вожделенный взгляд. Мое тело в его руках, мое голое тело перед его глазами.

Рука Арбина пробирается вниз, заползает между ног и трогает то, что принадлежит ему. Я принадлежу ему – это он так сказал.

Грудь, мои губы, лоно – этим утром он трогал все, он был во мне, не замечая текущих слез.

– Я не хочу… - шепчу, уворачиваюсь от его сминающих губ.

– Я хочу, - он врывается внутрь и еще на час я не выхожу из спальни.

Просто не могу выйти. Нельзя. Не отпускает. Насилует.

Меняет позы, хватает за руки, заламывает и проникает внутрь.

И так несчетное количество раз.

Мое сопротивление не бьет по его самооценке, оно его, кажется, только забавляет.

Он прикасается к моей обнаженной шее своими губами, толкаясь в меня членом. Это третья метка, что он оставил на мне за это утро. Я всхлипываю, он продолжает двигаться внутри.

Арбин шире разводит ноги и заходит глубоко, прикасаясь своими бедрами к моим. Я замираю, потому что слишком обостряются чувства. Мне не больно, и оттого я не могу забыть, что он во мне.

– Моя лисица… не зли меня, пожалуйста. Будь все это время хорошей девочкой, слышишь?

Не дает ответить, проникает языком между губ, кусает их и вновь целует. Не двигается, так и замерев во мне:

– Когда ты не ерепенишься, я не обижаю тебя. Не зли меня, лисица…

Я молчу, проглатывая слезы.

Нет, не молчу:

– Пошел к черту… - шепчу я, когда чувствую дикие толчки и скорую пульсацию внутри себя.

Арбин стискивает тело в объятиях, кончая в меня. Я чувствую разливающееся тепло внизу, но отодвинуться не позволяют его руки. Распластанная под ним, я без сил после сопротивления принимаю его семя.

– А знаешь, от чего я кайфую больше всего? – слышу его шепот, сопровождающийся тяжелым дыханием, - ты ночами ко мне лезешь. Чуть холодно – прижимаешься ко мне. Чуть страшно – бьешься в мои объятия.

– Лжешь, - хриплю я.

– И я тебя прижимаю к себе. В такие моменты я понимаю, что не отпущу. Нет, не думай даже.

– Под дулом пистолета не трону тебя ночью, - шепчу я, до боли кусая губы.

– А я говорю о страхе. Ночью все иначе, лисица…

Этим утром я еще не догадывалась о том, что моя жизнь не единожды будет принимать неожиданные и порой ужасные обороты. Она, судьба-злодейка, покажет мне мое место и скажет, усмехнувшись: «Все в моих руках… А ты, девочка, пляши, пляши под мою дудку!»

И первый зловещий смех злодейки ждал не меня – ждал нас - этим утром, когда на пороге дома Арбинского появилась женщина лет тридцати.

Инга позвала нас завтракать, и Арбин ушел из спальни первый, потому как я направилась в душ – хотелось проснуться и очиститься ото всего произошедшего. Получилось ли у меня? Я не знала, но после горячего душа мне полегчало в разы, а осознание скорого отъезда мужчины окрыляло меня до невозможности. Наспех высушив мокрые рыжие локоны, я облачилась в джинсы и майку – дома я любила ходить так, в закрытом виде, а не в чем-то домашнем. Особенно, при Арбинской охране.

Я оглядела себя в зеркале: длинные рыжие волосы не секлись от стресса, как в том уверяют врачи. Дорогие средства или возраст препятствовали этому – я не знала, но внутри я чувствовала себя ужасно. Я не знала слов, которые могли бы описать это состояние, но мне было противно, стыдно, больно, а воспоминания о близости душили меня до невозможности. Душили, не оставляя ни глотка свободного воздуха. Только синяки под глазами и на теле свидетельствовали о том, что случалось со мной в последнее время.

Тело не было худым. Все в этом доме докладывали Арбинскому о том, сколько я ем и чем питаюсь, и мне приходилось есть, даже если не хотелось. Внешне я выглядела усталой, но никак неизмученной.

Или просто я привыкла к себе? Что бы сказал дядя, увидев меня после долгой разлуки?

Мне подумалось на миг, что происходит что-то странное. Почему Арбин не идет сюда, не ищет меня, не зовет? Меня нет около сорока минут и раньше бы этот факт не понравился мужчине.

Раньше. Сейчас что-то не так…