Однажды мы остановились около беседки и не торопясь зашли внутрь. Здесь располагался широкий и длинный деревянный стол для огромного количества гостей, несколько лавочек и много стульев – все это было ручным изделием из дерева и в стиле Арбинского, а потому я уже давно перестала удивляться его вкусу. Рядом с беседкой я заметила место для разведения огня, которое очень давно не использовалось.

А использовалось ли оно вообще когда-нибудь? Разве в доме отшельника когда-то бывает разнообразие людей и радости?

Я присела рядом с Аней на скамью и спросила:

– Ты правда знала мою маму, моих родителей?

Аня прервала разговоры ни о чем, которые неслись из ее уст в присутствии Марата, и ненадолго задумалась. Эта женщина что-то упорно вспоминала, я же с нетерпением ждала ответа.

– Представляешь, у меня есть даже фотопленка с ними. Если тебе придется побывать у меня дома, я обязательно тебе покажу. Или привезу сюда, хочешь?

Я медленно кивнула, смотря на Аню глазами, полными жадности. Я поверила в то, что она была знакома с моими родителями. Это было правдой, я чувствовала, и я бы очень хотела на чуточку оказаться на месте этой женщины и вот так на равных поговорить со своими родителями. Уже осознанно, по-взрослому, я бы задала им множество вопросов, особенно – маме. Но последний раз я видела их еще маленькой девочкой, и, по сути, о них я совсем ничего не знаю. Совсем.

– На фотопленках во главе стоят твои родители, рядом с ними я и еще несколько работников завода и магазина. Все это на фоне огромного детища твоих родителей – на фоне завода. Эти кадры были сделаны в честь юбилея Артема, твоего отца, но даже в этот день твои родители были на работе и верно служили своему делу.

Я глубоко вдыхаю, набирая побольше воздуха в легкие. Что-то странное почувствовала в этот момент – мимолетное головокружение, однако не придала значения этому, наслаждаясь теплой погодой и вылазкой на свежий воздух за долгое время. Такие порывы плохого самочувствия в последнее время участились, и я перестала обращать на них внимания. Я просто почти ничего не ела.

Я продолжила слушать эту чудо-женщину, ведь она была связью с моим детством, с моим теплым прошлым. А может и сам Арбинский знал моих родителей? Мне кажется, он точно должен их знать, раз так хорошо знаком с моим дядей.

Я перевела взгляд на болтающую Аню и совсем не могла понять, как она хочет помочь мне, как? Однако я видела ее неравнодушие, и это вселяло в меня какую-никакую уверенность. Союзник – он хорош в любом виде, какие бы интересы не служили ему наваждением. Однако порой ее слова и нравоучения о том, как нужно вести себя с Арбином, выбивали меня из колеи, но что-то мне подсказывало, что все это неспроста. Это какой-то план. Или я столь загорелась надеждой, что выдавала желаемое за действительное?

В этот день, когда мы вновь остались наедине, Аня протянула мне телефон:

– Если ты знаешь номер дяди, ты можешь набрать.

И я знаю номер. Не забыла за все это время, ведь надеялась, что еще может пригодиться. Я все делаю быстро, пользуюсь шансом и не более того. Слышу гудки и голос дяди – этот голос я не слышала уже очень давно.

– Да?

Не в силах собраться, я произношу первое попавшееся слово:

– Дядя…

Ни секунды не сомневаясь:

– Влада? Моя девочка…

Множество слов, сыпавшихся из его уст, я пропускала через себя и запоминала каждую его букву. Взгляд Ани явно говорил о риске и страхе быть пойманными, и я-таки перебила нескончаемый поток слов:

 - Где ты? Назови хотя бы одну причину, по которой ты поступил так с дочерью своего брата.

Не требую.

Прошу.

– Я почти три месяца в тюрьме.

Шок. Я вздрагиваю.

– Пока что в отдельной камере, но скоро он добьется и этого лишения… - что-то говорит еще, но я вновь перебиваю.

– Это Арбин? – спрашиваю, уже предчувствуя ответ.

– Я боюсь представить, что он сделал с тобой, если ты называешь его по этому прозвищу! – гнев и боль слышу в трубке.

– Я тебя услышала, дядя, - поджимаю губы, боясь сорваться на плач и крики.

– Я боюсь, что отсюда не выберусь. Дело тянут с целью найти больше улик, даже производства не было еще. Пообещай мне, что ты найдешь способ выбраться. И скажи мне, где ты! Вдруг...

Аня качает головой напротив, а затем резко оглядывается. К нам кто-то шел, и это был Марат с проверкой.

– Обещаю, дядя, - шепчу все, что успеваю, сбрасываю и кидаю телефон прямо Ане в руки.

А затем Аня наведывается перед самим приездом Арбинского, проходит около трех недель. После недолгого молчания в той самой беседке, где нас, на удивление, никто не караулил, Аня тихо произносит:

– Влада, ты должна сделать так, чтобы Арбин разрешил мне сюда приезжать.

Я непонимающе смотрю на нее, Аня поясняет:

– Возможно, после своего приезда Артем запретит мне появляться здесь. Я не знаю его планы и намерения, но нам с тобой нужно следовать двум аспектам: во-первых, обязательно дождаться Арбинского и не срывать его из Израиля, а во-вторых, я должна быть рядом после его приезда. То есть иметь доступ ко входу в дом.