– Как оно?.. – выдавила я. – Обошлось?

– А то! Разговоры про политику – не то, на чем меня можно подловить. – Его губы тронула едва заметная усмешка. – Во всех мирах примерно одно и то же…

Я отрывисто кивнула. Пустая страница браузера слепила безжалостной белизной, сердце колотилось. Кеннет плюхнулся на диван позади меня и компьютера, заложил руки за голову. Глянул в экран и с мягкой иронией изрек:

– Что-то так себе сегодня вечерняя интернет-программа.

– Ну… Вероятно, да… Вроде показала самое интересное вчера.

– А как же инстаграм? – спросил он с вызовом. – Я морально готов, честное слово.

– Ладно… – Я перевела дыхание, собираясь духом. – Пусть будет инстаграм. Понимаешь, у нас есть социальные сети, разные. Там люди создают странички для общения. С личной информацией, фотографиями, видеороликами – всем-всем. Делятся мыслями, своей жизнью или же несут в массы какие-то идеи. Много кого можно найти в соцсетях. Например…

Я щелкнула мышкой, загружая последнюю закрытую страницу. Инстаграмный профиль Авы-Августы. Броские заголовки в описании, портрет на аватарке, десяток фотографий, на половине из которых – она. Кеннет потянулся вперед, замер. В черных глазах что-то полыхнуло и погасло бесследно, на лице не стало ровным счетом никакого выражения. Застывшая маска. Единственное, на что меня хватило, это сказать:

– В общем, вот…

Он смотрел. Молча, мрачно, пораженно. Мгновение спустя, вернув самообладание, произнес всего три слова:

– Ты ее нашла.

Ни радости, ни разочарования. Констатация. И холодная отстраненность в голосе. Черт! Я закрыла окно браузера, повернулась вместе с компьютерным креслом. Кеннет перевел на меня взгляд.

– Поздравляю. Выиграла.

– Да плевать… – я рывком подъехала ближе, – на этот спор.

– Разве не у вас говорят, – он криво усмехнулся, – что уговор дороже всего?

– Неважно, о чем мы тут договаривались! Настаивать не буду. Это должно быть твоим решением. Не хочешь – не пойдем.

Я коснулась его руки – осторожно, ласково, впитывая и делясь теплом.

– Не хочешь – не пойдем, – повторила спокойнее, – но… Давай ты все-таки дашь ей шанс?

– Я?.. – Кеннет удивленно вскинул бровь.

– Ты, – я сжала его ладонь, – ведь ты не можешь простить ее за то, что она ушла, да? Только мы не знаем причины. Что тогда случилось, почему. Кто бы правду рассказал? Твой отец?

– Лёна, здесь нет никаких тайн. Она хотела вырваться из кошмара, и никто не имел права ее задерживать или тянуть назад.

– Предположения – не факты! Ты говоришь за Августу, а у нее нет возможности возразить.

– Незачем вынуждать ее это делать, – покачал он головой. – Возражать, оправдываться, объяснять. Судя по тому, какие идеи она несет в массы, годы вне дома были хреновее некуда. Не жестоко ли о них напоминать?

– Жестоко другое, – ответила я, не отпуская горячей ладони. – Попасть на Землю и обратно нелегко даже магу. Не магу отсюда вовсе путь отрезан. Уверен, что мама не хотела тебя увидеть? У нее не было шанса. Сейчас есть. А ты решаешь за нее.

Кеннет хмыкнул, но руку не забрал. Глянул на экран с безликим рабочим столом, потом на меня, снова на экран и спросил:

– У Августы все в порядке?

– Похоже, что да. Занимается делом, в которое верит, добилась ошеломительных успехов, вышла замуж за любимого мужчину. Но других детей у нее нет…

Он медленно и задумчиво кивнул. Склонил голову набок, будто старался рассмотреть что-то в свернутом окне, и подытожил:

– Идеальная жизнь.

– Нельзя судить о чужой жизни по инстаграму, – сказала я поучительно, – народная мудрость гласит!

– Ваши мудрости еще гласят не ворошить прошлое.

– Мы не ворошим и думаем о будущем. Нам нужна ее помощь, забыл?

Кеннет глубоко вдохнул, с шумом выдохнул. На лице и во взгляде, в каждом движении читались сомнения, замешательство и что-то еще. Другое, новое, чего я раньше никогда за ним не замечала.

– Ты боишься? – решилась я на вопрос.

– Не знаю, – слабо улыбнулся он, – стоит ли в таком признаваться.

Я перелезла с кресла к нему, обняла – крепко-крепко. Не с привычной нежностью или страстью, а как бы говоря: не бойся, я с тобой. Знала его чувства отчасти, понимала. Всегда страшно доставать пережитое и отболевшее. То, что спрятал настолько глубоко, чтобы отрицать, что оно когда-либо было. А еще страшнее, когда погребенная в воспоминаниях мама станет реальной. Но вдруг Августа окажется лучше, чем он думает?

– Все получится, – сказала я со всей уверенностью, на какую была способна. – Она может тебе помочь, и она бы хотела тебе помочь. Просто нужно ей позволить.

– Не так уж просто, – фыркнул Кеннет, – как минимум потому, что не представляю, где и при каких обстоятельствах.

– Это я беру на себя! Скоро у Августы в Риге семинар. Исключительно для девушек, ну по ее теме. Запишусь. Там подойду к ней, позову с нами встретиться.

Он погладил меня пальцами по щеке. Я чуть отстранилась, проникновенно заглядывая в глаза, и поинтересовалась: