Шрифт:
Титов стал оправдываться тем, что, как он мог просто хранить продукты, когда люди голодают? Я согласился, что голодать не надо, хотя припасы хранились только для казаков и добровольцев, а вы добровольцев выставили идти неизвестно куда, дав с собой два плохоньких ружья. Вообще-то у артиллеристов должны быть свои деньги на закупку продовольствия, они хоть раз его закупали? Понятно, легче пойти и взять у доброго интенданта ящик консервов, чем взять французского консула за грудки и трясти его как грушу. Пригрозили бы отправить с русским пароходом статью "Пти журналь" и снимки (у топографа был фотоаппарат) голодающих русских — сразу же бараны бы нашлись, за деньги, но нашлись бы!
Зашел к казакам, они спросили, нет ли новостей от наших?
— Пока новостей нет. Возьмите мыло у интенданта. И если надо, получите у него деньги на продукты. А-а, забыл… у него и продуктов нет и денег мало. Говорите прямо мне, если чего надо купить!
Сказали, что пока их кормят хорошо, и на охоту они ходят, вон опять диг-дигов подстрелили. Поел свежего мяса, жареного на углях и пошел отдыхать.
Так прошло еще четыре дня — от Лаврентьева — ни слуху, ни духу, где он — никто не знает.
Вернулся к себе, отдохнувший рас был весел и сказал, что это хорошо, что я подружился с Ильгом, правда, Таиту его недолюбливает, но она всех иностранцев не любит, это так, чтобы я не обольщался…Я сказал, что был в оружейке, оказывается винтовки и патроны на месте, мы с собой брали в поход ящик с 25 штуками и патронами, еще 50 — это моя собственность, так что спокойно можем отдать негусу 175 винтовок и 17500 патронов. Гранат после показов и боя осталось немного, зато вся моя взрывчатка цела, а это почти сто килограммов — можно большую скалу взорвать. Конечно, я постараюсь всё назад забрать у Лаврентьева, если он не расстреляет все патроны и снаряды.
Вечером рас вернулся с военного совета и сказал, что Лаврентьев вместе с пятью тысячами абиссинцев окружил отряд майора Тезелли, но противник уклонился от боя и отошел (интересно как уклонился от боя окруженный Тезелли?), тогда Лаврентьев попытался с ходу взять форт, развернув батарею орудий и пулеметы. В разгар боя вернулся батальон Тезелли вместе с батальоном туземных аскари [327] и ударил в тыл, захватив 4 орудия, перебив или ранив прислугу. Командовавший сопротивлением артиллеристов командир батареи погиб, еще один офицер был ранен и попал в плен вместе с еще двумя десятками артиллеристов. Два пулемета в ходе боя вышли из строя (видимо перегрели стволы, не меняя воду в кожухах, а то и, вообще, ее туда не налили), применение гранат было неудачным — побило осколками самих метателей (понятно они оборонительные гранаты бросали как наступательные, а там разлет осколков на двести метров). Остальные русские вместе с четырьмя орудиями и пятью пулеметами, пользуясь тем, что абиссинская пехота стояла насмерть, прикрывая отход русских, ушли с поля боя.
327
Сомалийцы и уроженцы Эритреи, носили высокие красные фески с кисточками, различающиеся по батальонам. Имели неплохую военную подготовку и хорошо владели огнестрельным оружием. Офицеры и унтер офицеры в этих батальонах были итальянцами.
Италия в тот же день объявила Менелику войну и их премьер министр Франческо Криспи приказал генералу Огюсту Баратьери [328] , губернатору Эритреи и назначенному командовать экспедиционными войсками, разбить зарвавшихся эфиопов.
Зашифровал и отправил сообщение Обручеву с курьером раса, попросив дождаться ответа, а уже потом пускаться в обратный путь, ответ будет в тот же день..
Зашел к казакам. Сказал, что получил плохие новости. Русские артиллеристы понесли потери (точно не известно, какие), барон фон Штакельберг погиб. Многие взяты в плен в том числе один офицер. Развел по глотку спирта и помянули россиян, павших на абиссинской земле, у многих на глазах стояли слезы, барона жалели, незлобивый он был.
328
Иногда Баратьери представляют дурачком и трусом, но, ни тем, ни другим он не был. Это был храбрый офицер, отличившийся в борьбе гарибальдийцев против Австро-Венгрии, ошибка его заключалось в том, что он недооценил абиссинцев которых считал дикарями.
Наконец, после очередного совета Мэконнен сказал, что, Лаврентьев, опасаясь преследования и окружения, принял решение уходить на запад, на соединение с Северной армией, то есть, в этот лагерь он в ближайшее время не вернется. Навстречу Лаврентьеву вышел отряд раса Мэнгеши, который считался итальянцами сепаратистом и противником Менелика II, но с началом вторжения три месяца назад публично поклялся в верности негусу. Однако Баратьери, у которого было около 8 тысяч пехотинцев при 40 орудиях, легко разбил передовые части Менгеши у местечка Сенафе и вынудил его отступить. Теперь отряду Лаврентьева противостоит наиболее сильная группировка итальянцев, а порту Масауя началась высадка подкрепления, прибывшего из Италии. В связи с этим принято решение о наступлении и выходе на линию [329] Гондэр — Микэле.
329
По сравнению с реальной Итало-абиссинской войной, события развиваются быстрее и не соответствуют бывшим в действительности, хотя общий ход войны примерно тот же, просто два года проходят в 4 раза быстрее. — итальянцы, почувствовали, что эфиопы хорошо вооружены и стараются покончить с ними одним ударом, как и велел в реальности премьер Криспи.
Сборы к выступлению продолжались почти неделю. За это время части Баратьери заняли Адуа, и вышли к Аксуму, потеснив части Северной армии, которые вновь предприняли попытку контратаковать. Тут объявился Лаврентьев, выйдя на соединение с Северной армией у Гондэра. С собой он привел пятьсот абиссинских воинов, четыре пулемета и три орудия, потеряв все остальное тяжелое вооружение в арьергардных боях.
Отправил с нарочным в Северную армию письмо для Лаврентьева, в котором просил подробно, рапортом, доложить, по какому приказу и с какой целью он забрал вооружение и людей, рассказать о ходе сражений, предоставить список погибших, раненых и взятых в плен, указав, при каких обстоятельствах это случилось. Также попросил написать письма семьям погибших, указав, где они пали и похоронены. Все это в запечатанном конверте прошу предоставить мне с ближайшей оказией, если есаул сам не собирается прибыть в лагерь Негуса.
Прибыл госпиталь и, не разгружаясь, проследовал дальше к обозначенной позиции. Я даже познакомиться с начальником и врачами не успел. Я думал, что после разгрома отряда Лаврентьева могут появиться упадочнические настроения: если русские не смогли, куда уж нам. Нет, все с точностью наоборот, правда, авторитета русским все это не добавило: "али", они и есть "али", хоть русские, хоть итальянские. Зато абиссинцы были полны жаждой мести, мол, сейчас мы отомстим за смерть наших братьев, веди нас, Менелик, в бой. Негус поддерживал эти патриотические выступления, разъезжая со свитой по лагерю: завидев его, воины громко кричали, потрясая оружием — кто старым ружьем, кто копьем.