— Лера не совсем деревенский ребенок. Она городская. Мы переехали в деревню только год назад… — устало потерла рукой лоб Юля. — До этого она никогда не была в деревне. Как оказалась в колодце? Ума не приложу. Она знала, что туда лазать нельзя — мы берем там воду для питья, и я не раз ей говорила, что открывать крышку нельзя ни при каких условиях. Вода течет из трубы — набирай, пей, мойся — делай что хочешь, но внизу…

— Тогда понятно. Обычное любопытство — либо что-то кинула туда и наклонилась пониже, чтобы рассмотреть, либо дно разглядывала… Гуляла одна?

— Но в деревне же… — растерянно ответила Юля. — Там все дети в ее возрасте уже сами гуляют. И меньше гуляют без родителей… И я выпускала. Больше не выпущу, конечно. Вы меня пустите к ней? — у девушки снова заблестели глаза.

— Будете плакать — нет.

— Не буду, — Юля поспешно вытерла глаза руками. — Пустите… Вы обещали!

— Она в реанимации. Заходить к ней в палату нельзя. Но показать девочку — покажу, — сказал Виктор Сергеевич. — Пойдем.

Лера лежала на специальной кушетке в полусидящем положении. К ней были подключены аппараты, капельница, какие-то трубки опутывали, казалось, девочку едва ли не целиком. Темные волосы высохли и разметались по подушке. Личико все еще было очень бледным, губы синеватыми, но сейчас она выглядела уже гораздо лучше, чем тогда, у колодца. Юля приложила ладонь к стеклу…

— Она спит, не переживайте. Завтра попробуем отключить от ИВЛ и посмотрим, как она сама справится с дыханием. Вы сейчас езжайте домой, приедете завтра утром. Привезите девочке пижаму, кофточку и нижнее белье. И документы не забудьте. Еды пока не берите, я позже скажу, что будет можно.

— Можно, я здесь останусь? — взглянула на него Юля с надеждой.

— Нет. Во-первых, в этом нет никакой необходимости. Во-вторых, здесь просто нельзя находиться. Я впустил Вас в нарушение всех инструкций. В-третьих, Вы сами очень нуждаетесь в отдыхе. Поэтому езжайте домой, приедете завтра.

В приемном покое Юле вызвали такси. Въехав в Нелюдово, девушка вдруг поняла, что она просто не может ехать сейчас домой. Не сможет войти в комнату, лечь на кровать, где они спали с Леркой… Тронув таксиста за плечо, она попросила остановиться возле дома старосты и подождать ее. Позвонив в дверь, Юля тяжело привалилась к стене возле двери.

Дверь открыла баба Люба. Глаза у нее были заплаканными. Увидев на пороге Юлю, она прижала ладонь к губам, а из глаз снова полились слезы.

— Юлечка… — всхлипнула она.

— Баб Люб… Дайте триста рублей, за такси заплатить надо… Я Вам попозже отдам, — проговорила Юля, с усилием отлепляясь от крыльца.

— Сейчас, сейчас… — засуетилась староста. — Ты зайди, зайди… Сейчас! Петь! Петя!

— Здрасти, дядь Петь, — устало сказала Юля выглянувшему мужчине.

— Петь, за такси заплати поди, а я пока борщику погрею… — и уже Юле. — Ну заходи, заходи уже, не стой… Чего застеснялась? Как Лерочка-то? — снова утирая побежавшие по щекам слезы, спросила баба Люба. — Уж я тебе звонила, звонила…

Юля прошла в дом, села на лавочку с краю.

— Телефон дома остался. На столе лежит. Баб Люб… Спасибо Вам за Лерку… Если бы не Вы…

— Да брось… Как дите-то? Нормально хоть все? — сквозь слезы, капающие на хлеб, который она суетливо нарезала, спросила женщина.

— Пока в реанимации. Завтра с искусственной вентиляции попробуют снять… — ответила Юля. — Доктор сказал — повезло, что колодец… Если б в пруду — не спасли… — девушка, опустив голову на сложенные на столе руки, разрыдалась.

— Ох, батюшки… — плача, староста погладила девушку по голове. — Дай Бог, чтоб обошлось хоть… Как же она туда свалилась-то? — запричитала староста, хватаясь за сердце. — Ой, Божечка…

— Любк, ну ты чего, опять чтоль? — загудел вошедший дядя Петя. — За такси уплатил, ты, девк, не переживай. Любк, хорош слезы-то лить. Ты б хоть покормила девку-то? Голодная небось…

— Нет, спасибо, дядь Петь… Я не хочу. Я спасибо зашла сказать, — вытирая слезы, пробормотала Юля, вставая.

— Чего там не хочу! А ну сядь! Ну-ка, щас я тебе борщику налью. Знатный борщик-то! — гудел дядь Петя, суетясь возле стола. — Вот и сальца сейчас порежу… Гляди, какое сальце-то, а? Аж светится все! — дед споро нарезал на куски сало, жалостливо боком поглядывая на девушку.

Накормив Юлю и выспросив у нее все про Лерку — Юля сама не заметила, как, прижавшись к баб Любе и вздрагивая от рыданий, рассказала все, ее уложили на диване в пустующем зале. Юля пыталась сопротивляться, но староста и слышать ничего не хотела. Уложив девушку в постель, она села возле нее, и поглаживая ее по голове, как маленькую, принялась рассказывать ей о былых временах.

— А беседки-то, что в парке стоят, знаешь, кто резал? Вот от леса ежели считать, в восьмом доме Толик жил. Видала, небось — дом-то весь кружевами обвешан, да столбы у него еще будто из сказки. Видала ты? — тихонько перебирая ей волосы, говорила баб Люба.