Шрифт:
— Господи, господи…
— Мне тридцать четыре года, — с нажимом произнесла Оля. — И он тоже не юноша молоденький. Все вполне естественно и предсказуемо. Каких таких знамений свыше мы должны ждать, чтобы решиться на этот шаг?.. — Она помолчала. — Если будет девочка, то я хочу назвать ее Дунечкой.
Тетя Агния захлопала глазами. Некоторое время она тоже молчала, собираясь с мыслями, а потом вдруг расплылась в неожиданной улыбке:
— Дунечка…
А потом зарыдала. По характеру всхлипываний Оля сразу определила — от счастья.
Тетка успокоилась не сразу. Но, когда пришла в себя, благостное выражение надолго закрепилось на ее лице.
— Дунечка, значит… А если возражать против этого имени будут? Ну, Кешенька с Эммой Петровной-то?..
— Не знаю, — пожала Оля плечами. — Не думаю. На самом деле выбор имени будущему ребенку — это… это… Я даже не могу выразить, что это такое. Это нечто мистическое! Поэтому я знаю только одно: если будет девочка, то ее непременно надо назвать Дуней. Только так!
— Я понимаю… — зачарованно кивнула тетка.
— Чай хочешь? — весело спросила Оля.
— Да, пожалуй. Вот что, Олюшка… — спохватилась тетя Агния. — Я тоже хочу тебе кое-что сказать. Я очень рада, что у тебя все так складывается.
— Ну, спасибо…
— Нет, не смейся! Я ведь серьезно… На самом деле я переживала за тебя ужасно. Ты так долго была одна!
— Одна я не была.
— Но замуж-то никто не звал! А лет-то тебе…
— Сейчас никто в восемнадцать замуж не выскакивает, — возразила Оля. — Между прочим, это правильно.
— Женщина не должна быть одна, — истово возразила тетка. — Потому что нет ничего хуже одиночества!
«А ты почему замуж не вышла?» — хотела спросить Оля, но промолчала. Не стоило обижать тетю Агнию лишний раз.
Но потом, позже, когда тетка ушла и она осталась одна, то призналась себе: да, нет ничего хуже одиночества. Как будто идешь по пустыне и конца-края ей нет… Странно, что Римма воспринимала все это иначе и цеплялась за свою независимость обеими руками.
Стемнело. В феврале темнело еще рано. Оля села возле телефона и с тоской уставилась на него. Ей очень хотелось, чтобы позвонил Викентий, но он не звонил. Конечно, Оля могла сама набрать его номер, но она почему-то не в силах была это сделать. Как будто некие высшие силы мешали ей. И только одно придавало ей уверенность — то, что скоро ее жизнь окончательно переменится. «Зачем лгать самой себе? Да, я, как и тетя Агния, боюсь остаться одинокой. Я, как и она, не способна идти навстречу людям, ловить свое счастье за хвост… Ей не повезло, а мне — да. Если бы не Викентий, то я тоже прожила бы свою жизнь монашкой. И, что самое обидное — даже племянницы у меня нет!»
Конечно, Викентий позвонил ей на следующий день и сообщил, что они с Эммой Петровной ездили за костюмом ему, а вечером даже встретил Олю после работы.
Потом он ей тоже звонил, а в субботу утром звонил раз пять или даже больше — очень волновался, что Оля опоздает.
— Не торопи меня! — в конце концов взмолилась Оля. — Я так точно не успею собраться!
— Все-все, не буду! — услышала она его виноватый смех. — На самом деле я страшно соскучился — такая дурацкая неделя получилась, я тебя так мало видел… И вообще ты — самый главный для меня человек. Без тебя и праздник не праздник. Я тебя люблю…
Он говорил с такой нежностью, что у Оли даже комок к горлу подкатил.
— Ты даже не представляешь, какой сюрприз я тебе приготовила! — не выдержала, обмолвилась она.
— Я умираю от любопытства! — заинтригованно пробормотал он. — Все, лови такси, жду! И мама тебя тоже очень ждет…
Перед выходом Оля придирчиво осмотрела себя в зеркале. Длинное трикотажное платье малинового цвета, очень узкое — оно очень шло ей. Оля повернулась боком — ну вот, так и есть… Живот выделялся чуть-чуть, но все же больше обычного, и Оля решительно набросила на плечи длинный розовый палантин из шифона, перекинула его через локти, расправила складки. Теперь о ее секрете никто не догадается раньше времени! Главное — не забыть захватить с собой малиновые туфельки, в тон платью. А волосы?!
Оля схватила еще одно зеркало и осмотрела прическу сзади: слава богу, хоть тут не требовалось ничего поправлять… Волосы лежали идеально — прямые, гладкие, длиной почти до пояса. Пожалуй, Эмма Петровна не сможет не согласиться с тем, что ее будущая невестка — стильная молодая женщина.
Немного румян, темно-красная помада, брови и ресницы подчеркнуты черным… «Не слишком ли ярко?» — снова забеспокоилась Оля, разглядывая свое лицо в зеркале. Но без косметики ее лицо выглядело невыразительно. Даже тускло. Помнится, в школе ее дразнили «бледной молью»…
На улице было тепло, ноги заскользили на подтаявшей корке льда, покрывавшей асфальт.
Оля замедлила шаг, дыша полной грудью. В висках слегка зазвенело…
«Нет, все-таки я стала другой, — мелькнуло у нее в голове. — Я еще никогда не чувствовала себя так странно. И так хорошо…»
…Мать и сын Локотковы жили в сталинском доме, недалеко от «Киевской». Олю всегда восхищала их квартира — четыре комнаты с высоченными потолками, антикварная мебель, старинный рояль «Бехштейн», какие-то особенные гардины на окнах, гигантская хрустальная люстра… Все эти вещи собрал покойный глава семейства, Георгий Степанович. Отчим Викентия был известным военным историком — в книжном шкафу, на самом видном месте стояли золоченые тома военной энциклопедии, написанной под его руководством.