Пройдясь туда и сюда, галка остановилась – и вдруг залаяла по-собачьи! Громко, отчётливо, почти без акцента. Все, конечно, сразу же обратили внимание на необычную птицу. Раздался смех, весёлые разговоры. В сторону галки полетела пригоршня семечек, кусочек хлеба и недоеденный пирожок.

Артистка солидно покушала и упорхнула прочь.

– Ну, надо же! – удивлялись люди на остановке. – Вот ведь умница! Догадалась, как к себе внимание привлечь!

– Да она тут каждое утро концерты даёт! – пояснил один старичок. – Подождёт, когда соберётся побольше народу, подходит поближе и лает. Ни разу без завтрака не осталась!

Эту умную галку я видел на остановке ещё не однажды. Каждый раз она лаяла по-собачьи и получала щедрое вознаграждение. Мне показалось даже, что перед тем, как покушать, птица раскланивалась.

В далёкие студенческие времена был у меня товарищ. Звали его Николай, но по-дружески все называли Колёк, и был Колёк человеком с нестандартным мышлением.

Например, на тех лекциях, которые, по правде сказать, были пустой тратой времени, все старались устроиться в задних рядах и потихонечку заниматься своими делами. Николай в таких случаях всегда садился в первом ряду, но лекцию не записывал и не слушал. Просто он быстро понял, что лектор и ассистенты особенно строго следят именно за галёркой, а на первый ряд не обращают никакого внимания. И занимался своими делами прямо под носом преподавателей.

Наш мединститут был очень сильно разбросан по городу, а перерывы между занятиями составляли всего полчаса. Езды на трамвае или троллейбусе было минут на десять, не больше. Но когда на остановке возникала толпа в двести с лишним спешащих студентов, водители проезжали мимо неё метров на сорок, чтобы высадить пассажиров и тут же, захлопнув двери, рвануться прочь. Когда удавалось догнать удирающий транспорт, ехать, естественно, предстояло в неимоверной давке. А водители, согласно инструкции, не трогались с места, пока дверь не будет закрыта. Иногда на её закрытие уходило минут по пять на каждой из остановок, и гарантии того, что тебя не выдавят из вагона на полпути, не было никакой.

Так вот, когда орда возбуждённых студентов устремлялась на остановку, Колёк, не теряя времени даром, отправлялся в дорогу пешком, выбирая оптимальный маршрут и срезая углы. И не только ни разу не опоздал, но успевал и перекусить по дороге. К тому же нервы были целее.

Но это всё ерунда, до которой в конце концов бы додумался каждый. В полном блеске нестандартный ум Николая раскрылся летом, во время трудового семестра. Так в своё время называлось непременное привлечение студентов к работам в народном хозяйстве – вместо большого куска летних каникул.

Обычно студентов селили в пустующих летом школах. Так было и в этот раз. Мы раздобыли где-то старенький телевизор и поставили его в свободном небольшом кабинете. С развлечениями в селе было туго, и, когда по единственной доступной программе шёл какой-нибудь фильм, «телекомната» набивалась публикой под завязку. Человек двенадцать устраивалось на стульях, а остальные теснились, кто как умел, но и тогда помещение не могло вместить всех желающих.

Колёк поразил нас всех. Не пытаясь найти себе места в плотной толпе телезрителей, он принёс табуретку и сел сбоку от телевизора, лицом к изумлённой публике. Все смотрели кино и на Колю, а он – в зеркало, висящее на стенке напротив, в котором прекрасно отражался экран. Самое интересное, что занять его место весь трудовой семестр никто не пытался.

Однажды, в разгар работы, когда мы заливали какой-то фундамент, сгорел мотор у бетономешалки. Это была катастрофа! Месить столько раствора вручную немыслимо, и без помощи механизма редкий случай поприличнее заработать неминуемо ускользал. Выход из положения, конечно, нашёл Николай. Бетономешалка была небольшой, литров на сто. Он просто забрался сверху и стал крутить агрегат ногами, шагая по наклонённой ёмкости, как цирковой медведь на катящемся по арене бочонке. Сменяя друг друга, мы завершили работу и долго доказывали начальству, что бетономешалка и правда сгорела.

Ещё один случай был уже на старших курсах, на практике. Нас, пятнадцать студентов – медиков, поселили в больничном подвале. И так уж вышло, что с кухни кормили только завтраком и обедом, а на ужин был чай, который варился в ведре кипятильником, и остатки хлеба, скопившиеся за день. Посуду нам дали, поскольку пускать в больничную столовую полтора десятка студентов никто не хотел, и лопали мы прямо на месте.

На второй неделе каждое чаепитие превратилось в проблему, поскольку из пятнадцати казенных стаканов осталось лишь два. Остальные или разбились, или ушли куда-то вместе с некоторыми из нас и назад не вернулись. Когда в ведро с кипятком закладывалась заварка, все с нетерпением ждали своей очереди получить вожделенный стакан. Разыгрывались стаканы по жребию. Те счастливцы, которые получали их первыми, давились обжигающим чаем под неумолчные понукания всех остальных. А все остальные получали стакан лишь тогда, когда чай уже остывал. Полного удовольствия не получали ни те, ни другие.

Надо ли говорить, что Колёк очень быстро решил и эту проблему. Просто взял тарелку, налил в неё горяченного чаю, и, устроившись за столом возле первых двух обладателей заветных стаканов, стал неторопливо хлебать его ложкой…

Там же, на практике, был ещё один случай. В городок, где мы оттачивали свои врачебные навыки, вернулись сразу три мужика, одновременно отсидевшие тюремные сроки. На радостях ребята начали пить, и как все вместе начали, так все втроём и закончили белой горячкой. Один такой в общем отделении больницы – уже не подарок, а тут сразу трое! Дежурный медперсонал побежал к нам за помощью – один врач и две медсестры весёлую троицу даже удержать не могли.