— Высоколобые так и не выяснили, что вызывает «детонацию», — Эдрих сделал небольшую паузу, — И куда потом перемещается все, что попало в область действия аномалии?

— А что, — хмыкнул Зеннет, глядя на то, как из ещё одного дома бойцы выволакивают несколько человек, — Хотел найти потерянную руку?

— Ага, — кивнул шутник, — Отличный вышел бы талисман. Так сказать, на удачу.

Мы вышли напросторную площадь, расположившуюся перед зданием, в котором забаррикадировалось офицеры противника. Посреди неё, в окружении солдат, бронетранспортеров и боевых дронов, уже стояла толпа местных жителей. Около тысячи человек. Может больше. Последние группы пленников в сопровождении бойцов все ещё подтягивались к месту общего сбора, но большую часть поселения силы союза уже прочесали.

— Шеф, — к нам подбежал Рейн, — Окопавшийся противник полностью окружен. Все подземные коммуникации отрезаны. Бежать им некуда.

— Но сдаваться они, конечно-же, не собираются, — криво ухмыльнулся Зеннет, вытаскивая винтовку из крепления на спине, — Предсказуемо. Даже слишком.

— Погоди, — остановил его я, мысленно проклиная самого себя за то, что собираюсь сделать. Да, им все равно всем умирать. Да, это может сохранить немало жизней бойцов союза. Но Дагор меня сожри, когда? Когда я успел докатиться до методов свойственных, разве что беломордым и террористам? Насколько далеко ещё мне предстоит зайти «во имя великой цели»? Да и великой ли? Или это простой и крайне сухой выбор между своими и чужими, в результате которого твои руки в любом случае будут по локоть в крови. Тогда уж пусть это будет кровь чужих. Простой… Вот только привести его в исполнение будет сложно. Очень.

— Возможно, есть иной путь, — продолжил я, нарушив повисшее в воздухе молчание, — Эдрих, пусть твои парни приведут пару десятков пленных.

— Слушаюсь, — бросил мгновенно помрачневший шутник. Никому из присутствующих не нужно было объяснять, что это за путь.

— Рейн, пусть твои парни приготовят газовые гранаты, в том случае, если все-таки придется идти на штурм. «Браво», в можете действовать на свое усмотрение. Главное, не сорвите первую фазу «переговоров».

— Принято, — кивнул Зеннет, и его парни тут же направились куда-то вглубь поселения, и растворились в густой серой мгле. А у меня осталась последняя минута на размышления. Последний шанс отказаться от принятого решения. Последний шанс не испоганить совесть и не испачкать руки в крови.

Вот только, такие ли они у меня чистые? Хеймдрамцы, которым, как и нам, пропаганда промыла мозги, и которых я убивал без каких либо угрызений совести. Сотни местных вышивших, которые погибли именно из-за моего тупняка, и дурацкой привычки искать наиболее простое решение. Наёмники, которых, по моей вине, постигла участь гораздо хуже смерти. А все из-за парочки уродов, затесавшихся в их ряды, вранья местных и моего нежелания разобраться в ситуации. И после этого люди считают меня «героем».

Мда уж. Это только в кино, книгах и играх «герой» может быть однозначно хорошим. И то, если автор показывает только одну точку зрения. А в реальном военном конфликте герой для одной стороны, означает лишь то, что вторая считает его моральным уродом и приоритетной целью для ликвидации. Да и сам он по факту никакой не «герой» в классическом понимании этого слова. А лишь маньяк, идиот, фанатик или заложник обстоятельств. Вот только вся эта «философя» — очень уж слабая попытка оправдать то, что…

— Все готово, — доложил Эдрих, кивая в сторону неровной шеренги пленников. Напротив неё выстроилась пятерка бойцов, с винтовками наготове. Ну уж нет. Это моя идея. Мое решение. Мне приводить его в исполнение, и брать на себя всю тяжесть его последствий.

— Отзови людей, — сквозь зубы процедил я, отстегивая пистолет от набедренного магнита, — Я сам.

— Шеф ты точно ув…

— Точно. Выполняй.

Шутник несколько секунд помедлил. А затем все-таки отдал приказ. Бойцы отступили на несколько шагов назад и опустили оружие. Мой выход.

Каждый шаг давался с трудом. Ладонь, сжимающая рукоять пистолета, вспотела, а рука нервно подрагивала. По спине бегали холодные мурашки, а мир перед глазами сузился до серой полоски прямо передо мной. В голове судорожно метались обрывки некогда стройных мыслей.

Выйдя чуть вперед, я развернулся к пленникам и скользнул по ним взглядом. Страх, отчаяние и жгучая ненависть — эти эмоции превратили их лица в жутковатые гримасы. И все-таки это были люди. Самые обыкновенные. Не те кровожадные уроды, какими мы пытались представить их в нашей пропаганде.

Смешно конечно, но, с людьми они имеют гораздо больше общего, чем кусок полумертвого мяса, существующий за счет неутолимого голода, системы жизнеобеспечения и стального мотора, заменившего сердце. В их-то груди бьется настоящее сердце. Живое.

— Мы не хотим кровопролития, — сухие, безжизненные слова сорвались с губ и, многократно усиленные динамиками, гулким эхом разлетелись над площадью, — Потому даем вам последний шанс сдаться. Выходите с поднятыми руками, и эти люди не пострадают. В противном случае, их гибель будет на вашей совести. Минута на размышления.