– Собирается домой.

– Как домой?!

– Алина, Джокер конечно своеобразный человек, на первый взгляд жесткий. Но он чувствует вину за все, что с тобой произошло, впрочем, как и мы все. Ты так тихо ушла...

– Дим, он с ума сошел?! Я не в чем его не упрекаю!

– Иногда человек сам ?себе судья. Он хотел попрощаться и ждет тебя в гостиной. Иди, Рыжик, вам надо поговорить.

Договаривал он уже в пустоту. Забыв обо всем, я спешила в сторону дома. Пронесшись по коридору, вбежала в гостиную, едва не сбив Джокера с ног.

– Ребенок, ты чего как сайгак скачешь?

– Ты уходишь?!

Он словно сгорбился:

– Наверно, мне лучше уйти. Как и обещал, все рассказал. Понимаю, что не святой, тем более ты...

– Не смей! Я даже думать запрещаю!
– подскочила к нему, со всей силы ударяя в грудь.

Он покачнулся, однако устоял, лишь перехватил руки, прижимая к себе:

– Ребенок, успокойся, что с тобой?!

– Я не просила ничего рассказывать, эта ваша инициатива! Я вообще утром думала, что мы назначение ?решили ?обсудить. Вы просто огорошили меня своими рассказами. Я просто... Учитель, здесь душно, давайте пройдемся.

– Ты не заболела? Оденься, прыгаешь по улице раздетая.

Мы шли по дорожке, а я думала, как начать. Дойдя до яблони, нашла лишь сложенный плед. Модератор ушел к гостям. Решила обойтись без высокопарных слов.

– Учитель, я раньше злилась и обижалась. Юношеский максимализм. Но сейчас я понимаю, что все иначе и быть не могло. Бороться против системы отдельным людям сложно. Я уже давно простила. А теперь злюсь. Вы крестный наших детей, я у вас ?в институте лекции читаю. Как вы думаете, стала бы я сотрудничать, если бы не доверяла? Глупо, Учитель.

– Так доверяешь, что до сих пор называешь Учителем.

– Отдаю дань вашим педагогическим талантам.

– Издеваешься?

– Немного. Не уходите. Вы по-прежнему мне нужны. ?Я давно вас простила. Да и не имею право судить. Если бы я позвонила, то все было бы иначе.

– Кто знает, не привело бы это к большим бедам, - он притянул меня к себе, закрывая от ветра, - как бы тогда сложилась наша жизнь.

– Да, уже и неизвестно, что хуже.

– Согласен. ?Я по-прежнему ни на что не претендую.

– Наша совесть - это худшее наказание, чем чужое мнение, так что вы себя сами наказывали. Как я могу судить вас?

– Не скажи, с собой еще можно договориться, но вернуть потерянное доверие... Ты дорога мне, и твое прощение - драгоценный дар, потому что бесценно. ?Спасибо, что простила и поняла, и не прогнала.

Я хитро посмотрела на Учителя, он тяжело вздохнул:

– Ну что опять?

– Тебе нравится быть крестным?

Джокер нахмурился, пытаясь докопаться до истинных причин вопроса.

– Ты не хочешь меня признавать? Я же сказал, что не настаиваю. Понимаю, с моей стороны глупо размахивать бумажкой перед твоим носом и требовать что-то. Могу сказать в свое оправдание одно - метод сработал. Ты злилась и начинала жить назло мне. Хорошо, пусть так и дальше будет.

Теперь пришла моя пора вздыхать. Я развернулась в его руках и потерлась носом о грудь.

– Ребенок, у меня есть носовой платок.

– Я помню, он мне вместо косыночки пойдет. Учитель, а можно еще пару вопросов?

– Валяй.

– У вас много было шкодливых учеников?

Он даже отклонился назад пытаясь заглянуть в мои глаза, которые я старательно прятала, прижимаясь щекой к его груди. Да, женская логика такая логика. Но мне очень нужна его помощь, и ему придется ответить на мой вопрос. А что глаза прячу? Так в его руках теплее. Даже по прошествии многих лет, даже когда мы вырастаем, родительские объятия самые надежные и самые родные.

– Немного. Особо отличились двое, но мне хватило.

– То есть с фантазией у вас все в порядке?

– Так, Ребенок, давай ты перейдешь к делу. Я уже боюсь отвечать на твои вопросы.

– Учитель... Крестный, вчера вечером пришли результаты анализов. Я...
– и запнулась, говорить было сложно.

– Что случилось? Ты больна? Алина, детка, даже не думай, проверишься у Айболита, - он действительно испугался.

– Так Айболит и прислал по почте. Крестный, помолчи! Я не больна. Вернее не совсем больна. Точнее, я беременна.