Короткая арбалетная стрела ткнулась в камень у ног северянина, выбив сноп искр. Конан тут же развернулся и выстрелил в одну из нижних бойниц. Короткий крик боли известил, что с этой стороны никто больше не потревожит.

В глазах Тедрана вспыхнул огонь азарта.

— Смотри, киммериец, они уже взбираются на башни — вон там и там! Нам бы следовало быть сейчас среди них, а не на этом холме! — кричал он, стискивая морщинистой рукой рукоять своего старого меча. Его седые вьющиеся волосы развевались по ветру, глаза горели яростным, молодым огнем.

— Побереги силы, Тедран. Твоя жизнь дороже, чем твоя смерть: этим парням еще понадобятся убеленные сединами мудрые старцы, чтобы править вместо сверженного барона… Разрази Кром этих ублюдков! — воскликнул он вдруг, вглядываясь в сумятицу битвы. — Дети ослов, разве они не видят, что лестница слишком коротка!

Из полудюжины лестниц, приставленных к стене, одна, совсем рядом с опорной башней замка, второпях была поставлена под слишком малым углом или, быть может, просто соскользнула по гладкой, без щербин, каменной кладке. Между ее верхней ступенью и нижним краем зубчатой стены оставалось еще не меньше человеческого роста, но восставшие, ослепленные пылом сражения, лезли на нее один за другим, силясь добраться до башни — и оказались превосходными мишенями для стрел, камней и потоков смолы, летящих в них со стен. Снизу напирали новые ряды, перегруженная лестница зашаталась и оползла еще ниже, добавив неразберихи. Этим воспользовались лучники на стенах, удвоив усилия, и беспомощные повстанцы падали у башни один за другим.

— Гей, вперед, вы, собаки! Вперед, во имя Маннана! Лезьте вверх и сбросьте лучников с башни, пока они не перестреляли этих недоумков! — взревел Конан, ни на миг не прекращая стрельбы.

Один из подстреленных им воинов выпустил из рук высоко занесенный камень, и тот размозжил голову его товарищу, перегнувшемуся через стену. Киммериец рассмеялся коротким злым смехом.

Тем временем осаждающие, вняв призыву своего командира, принялись карабкаться по другим лестницам. Самый быстрый из парней, зажав в зубах длинный нож, поставил ногу на парапет, идущий вдоль стены под зубцами. К нему тут же ринулся один из воинов замка, в кольчуге и шлеме, с тяжелым мечом в руках. Конан выстрелил, и воин упал с пронзенным горлом, но прежде его меч успел опуститься на ничем не защищенную голову селянина, и тот рухнул на товарищей, взбиравшихся по лестнице вслед за ним.

— Клянусь Владыкой Курганов! — прошипел киммериец сквозь стиснутые зубы. — Способны они хоть на что-нибудь? Пока эти деревенские увальни копаются под стенами, мы потеряем не меньше сотни у проклятой башни! Они ждут, что прихвостни барона сами перестреляют друг друга?

Нестойкое преимущество, которое давала повстанцам внезапность нападения, было утеряно. Выстроившиеся вдоль стен воины в кольчугах и латах пиками стаскивали штурмующих со стен, а те немногие, что успевали вскарабкаться, могли противопоставить хорошо обученным и вооруженным воинам только ярость отчаявшегося, загнанного зверя. Видя, как бесцельно гибнут его люди, Конан с рычанием отшвырнул луки ринулся к стенам.

— Ну, Тедран, — крикнул он через плечо старику, — теперь, если тебе и впрямь не терпится подраться, не отставай от меня!

В несколько прыжков киммериец миновал поле битвы, едва не оскальзываясь в лужах крови, не обращая внимания на стоны еще живых и жуткие оскалы мертвых. Тедран, которому прожитые годы не оставили юношеской прыти, пыхтя, трусил вслед за северянином. Несколько стрел просвистели мимо, не причинив великану вреда, хотя одна вонзилась в землю в дюйме от ноги Конана. Из низины под стенами слышался лязг металла, проклятия и стоны. Битва превращалась в бойню, и громада замка, гордо вздымающая неприступные стены, словно усмехалась темной пастью на фоне светлого неба и голубых гор, всеми бойницами и башнями обещая дерзким безумцам мучительную, бесславную смерть.

— А ну, осади назад! — ревел Конан, пробираясь к стенам. — Смотрите и учитесь хоть теперь, дети мулов!

Грубо растолкав селян, бестолково топчущихся на месте под прикрытием больших щитов, Конан перебрался через гору трупов, истыканных стрелами и забитых огромными валунами, и наконец пробился к большой сдвоенной лестнице. На ступенях гроздьями висели осаждающие, не в силах ни подняться вверх из-за ощерившихся над стеной пик, ни спуститься — из-за своих же товарищей, напирающих снизу.

— Вниз, приятель! — рявкнул Конан, ухватив кого-то за лодыжку. Тот в изумлении уставился на своего командира. — Прыгай, я сказал! Вот так. А теперь иди сюда и помоги мне сдвинуть лестницу. Какой осел установил ее на пять шагов от стены!

Видя, что гигант-киммериец подставил спину и собирается двигать и без того громоздкое и неуклюжее сооружение, наиболее сообразительные тоже спрыгнули, но на верхних ступенях еще оставались пять или шесть дюжих парней. Двое или трое ринулись на подмогу, но Конан, напрягая свои огромные мускулы так, что, казалось, кожа у него на руках вот-вот лопнет, рванул лестницу вверх и на себя, едва не сбросив вцепившихся в верхние ступени. Они тотчас же оказались над стеной, вне досягаемости пик, и с радостным ревом посыпались на головы защитникам замка.

— Поджечь верхние перекладины! — крикнул Конан, распрямляясь. — Живее, живее!

Пробившиеся с таким трудом наверх повстанцы не поверили своим ушам: им приказывали сжечь путь к отступлению. Но один из них, наиболее смышленый, живо заработал огнивом, и свежесрубленное смолистое дерево быстро занялось. Это отпугнуло от лестницы воинов с пиками, которые решили, что деревенские дурни совсем лишились рассудка. Побросав пики, бойцы схватились за мечи и ринулись на врага. И тогда снизу прогремела новая команда: