Усталый поезд рывками движется к остановке, жалуется мне сухим скрипом. Он знает, что я не спала всю ночь, слушала боль и кряхтение его старых суставов. Только к утру я не выдержала и выпила таблетку, чтобы забыться. Но это не помогло, кошмар вонзился в меня, как только я заснула. А теперь очнулась в расстроенных чувствах, виски давит требовательной болью, шея занемела. Выспалась, называется! В мыслях полный раздрай, но это не отражается на моем лице. Никогда. Снаружи я идеальна. Не скажу, что красавица, но суть не в этом. Контраст с тем, что внутри, поражает. Те, у кого в сердце мертвая пустыня, должны носить на лице глубокие шрамы. Так будет лучше, честнее. Чтобы отпугивать случайных знакомых, чтобы они не ловились на высокие скулы и длинные ноги, чтобы знали, что за нежным румянцем прячется бессонная ночь в объятиях прошлых демонов.

Моя внешность лжет, как глянцевая обложка. Даже сейчас, ошпаренная кошмарными снами, я выгляжу вполне приемлемо. Как будто тело заморозилось в прошлом, там, где навсегда застряла и моя душа. Все дело в глазах, серых, огромных, с необычным рисунком радужки. Из-за них мальчишки дразнили меня инопланетянкой, а потом подросли и вдруг перестали. Вместо этого неловко приглашали в кино и ошивались рядом в надежде привлечь внимание.

Кроме глаз да длинных ног, люди не замечают ничего, как будто на портрет пролили белила. Закрою глаза – и даже знакомые меня не узнают.

Все, я успокоилась, дышу размеренно, ровно. Колеса поезда клацают, как протезы, и мы останавливаемся. Каменная гармошка вокзала действует на меня успокаивающе, и я расслабляюсь, наблюдая за пассажирами, с усталой нервозностью охраняющими багаж.

Я решила назвать эту поездку смелым словом «отпуск». Порой не верится, что я решилась на такое, что сбежала, но вот она я, в поезде. Ворох надежд скручен в одну нить, которая тянет меня вперед, несмотря на жуткий страх. После восьми лет мучений я отправляюсь на поиски себя – веселой, полной надежд и радости, какой была раньше, до того, как моя жизнь необратимо слетела с рельсов. И по странной, непонятной причине этот поиск должен начаться в месте, с которым связаны самые тяжелые воспоминания. Там, где я потеряла шанс на спасение из-за чудовища по имени Максим Островский. Это – попытка найти и отпустить прошлое и привести в порядок мою жизнь.

Психолог сказал, что внутри каждого живет ребенок и он нуждается в любви и внимании. Надо полюбить маленькую Лару внутри меня и научить ее жить. Нащупать ее страхи, посмотреть им в лицо и помочь ей с ними справиться. Медленно, постепенно.

Нащупать страхи. Как можно нащупать океан, в котором тонешь уже восемь лет?

Маленькая Лара внутри меня не хочет ничего медленного. Она требует, чтобы сразу – и навсегда. Наивная, она хочет быть счастливой.

Если я снова обрету себя, то пойму, как жить дальше. Я в это верю. Путь к свободе начинается с первого шага.

Мое прошлое началось в поезде, и я переигрываю сценарий. Чем дольше поездка, тем лучше. В прошлое надо входить осторожно, как в кишащую аллигаторами воду. Или лучше вообще не входить, но раз уж без этого не обойтись…

Мы снова остановились, не знаю где. Стайка женщин, пожилых и не очень, бросается к поезду, держа в руках кули и свертки. Неужели меня действительно отбросило в прошлое?

– Картошечка вареная, свежая, горяченькая!

– Огурцы малосольные, домашние!

– Молодая картошка с укропом!

– Семечки! Орешки! Домашнее печенье!

Вдруг до безумия хочется есть. Не ресторанной еды, а именно этой, домашней. Детские воспоминания врываются, оглушая и заполняя рот слюной. Горячая картошка, завернутая в газету, мятый соленый огурец, стекающий по голым коленкам рассол. Щурясь, выхожу на перрон и сталкиваюсь с соседом. Забирая у женщины бумажный сверток с едой, он улыбается и отступает в сторону. Ждет. Смотрит на меня.

Выбираю картошку погорячее, такую, чтобы обжигала, рассыпаясь на языке, и три огромных соленых огурца со впалыми боками. Сосед пытается помочь, подержать картошку, пока я расплачиваюсь, но я выставляю локоть в его сторону и отрицательно качаю головой. Не хочу помощи. Ничьей.

Забираю пакеты и захожу обратно в купе. Почти успеваю закрыть дверь, когда в щели появляется ботинок.

– Позвольте я составлю вам компанию? Ехать еще долго, мы опаздываем на несколько часов.

Сосед улыбается, искренне, спокойно, почти без подоплеки. Другие женщины посчитают его симпатичным, но не я. Инстинкты требуют, чтобы я немедленно избавилась от его присутствия, и я им доверяю. Безоговорочно. Кладу свертки на полку, улыбаюсь и подаюсь к мужчине всем телом, как будто собираюсь обнять. От удивления он отступает назад, и я тут же захлопываю дверь ему в лицо.

Все, с соседом покончено, можно ехать дальше. Если захочу, могу вообще не выходить из купе до самой Анапы. Протираю столик антибактериальной салфеткой и раскладываю вкусности. Смешно, да? Я мертва внутри, а микробов боюсь.

Собираю пальцами картофельный снег, смакую на языке. Вот оно, счастье, простое и терпкое, как рассол. Хрустящий огурец щиплет язык, рассол стекает по подбородку. Мне так хорошо, что я открываю окно и улыбаюсь, глядя на красные кирпичи станции. Замечательное место! Здесь были ко мне добры, подарили вкусное счастье.