Шрифт:
На моей памяти, когда я был молодым студентом, философские работы Сеченова, так сказать, извинялись ему ради того, что он такой большой ученый с такими крупными плодами в нашей науке. Если он и позволяет себе некоторые сомнительные экскурсии в философских вопросах, то это можно извинить ему. Это доброе, конечно, отношение свидетельствует во всяком случае об уважении, которое заслужено Иваном Михайловичем. Но, может быть, еще интереснее, что в последующие годы то, что было когда-то наброском под мастерской рукой Ивана Михайловича, оказывалось широким конкретным полем новых наглядных фактов. Как только люди направляли в эту сторону свои думы, так и убеждались в плодотворности многих предвидений Сеченова.
Я имею в виду обновленное издание «Рефлексов головного мозга», которое было сделано за время пребывания в (Петербургском) университете, затем «Элементы зрительного мышления», «Впечатления и действительность», а затем с переселением в Москву – «Предметное мышление с физиологической точки зрения» (1894) и «Элементы мысли» (1878 и 1903 гг.). Эти работы, конечно, являются не только инициативными работами в области физиологии органов чувств, они, несомненно, являются значительными работами в области теории познания.
[Ухтомский, 2002, с. 258].К сожалению, многие высказанные И. М. Сеченовым в «Рефлексах…» положения трудно истолковать. Так, он неоднократно заявлял, что его задачей было показать, что по способу происхождения психические явления суть рефлексы. Что он имел в виду: «происхождение» как их формирование в онтогенезе или «происхождение» как инициацию, активизацию произвольных актов? Ведь Сеченов говорит в книге и о том, и о другом, не разделяя эти аспекты. Первый случай сейчас, с позиций наших знаний, рассматривается как формирование условных рефлексов (выученных движений, или сенсомоторных реакций, как называл их Сеченов), т. е. непреднамеренных действий. Второй случай связывается с волевым компонентом, т. е. преднамеренностью совершаемых актов. Получается, что произвольные действия формируются в онтогенезе непреднамеренно, а используются для удовлетворения потребностей преднамеренно.
Возникает вопрос – почему это становится возможным, какой новый механизм в работе больших полушарий формируется в течение онтогенеза, который позволяет абстрагироваться человеку от текущего момента (раздражителей) и направлять течение нервных процессов не в то русло, которое предначертано раздражителем? Ведь в сознательно-разумном поведении, как отмечал сам Сеченов, есть возможность выбора движения (действия, поступка), чего нет в классических безусловных и условных рефлексах. Кроме того, восприняв раздражитель, мы можем затормозить ответную реакцию совсем или на некоторое время (отсрочить ее осуществление). Хозяином положения является разум, сознательная целесообразность, а не возбужденный чувствительный центр. Это только при рефлексах (непроизвольных действиях) орган чувств является, как писал Сеченов, регулятором психических актов.
Многие рассуждения Сеченова о рефлекторной природе произвольных психических актов иначе как натяжкой назвать нельзя. К ним относятся: принятие ощущений у животных за среднее звено рефлекторной дуги, отождествление представлений с ощущениями в качестве афферентного звена рефлекторной дуги и принятие представления о действии в качестве эффекторного звена рефлекторной дуги. Сеченовское рассуждение можно было бы еще понять, выступай в качестве последнего звена рефлекса идеомоторный акт, возникающий при представлении того или иного движения. Но об этом Сеченов не говорит.
С необходимостью признания сложной детерминации поведения столкнулся еще И. М. Сеченов, пытаясь объяснить механизмы произвольных движений. В целом, оставаясь на позициях рефлекторной теории, Сеченов был вынужден ввести понятие о «темном мышечном чувстве», «валовом чувстве»; он первый обратил внимание на функциональное состояние нервного центра как на важнейшее звено в формировании ответной реакции организма.
Несмотря на то, что биологический смысл так называемого сеченовского торможения говорил в пользу существования определенных процессов межцентральной интеграции, Сеченову, однако, не удалось до конца решить проблему так называемых внутренних детерминант поведения.
[Батуев, 2004, с. 43].Второй период научной деятельности И. М. Сеченова связан с работами «Кому и как разрабатывать психологию» и «Элементы мысли». В этих работах Сеченов внес существенные коррективы в свои прежние представления о произвольности, воле, сущности мысли и прочем. Он стал четко различать рефлексы, автоматизированные действия и произвольные акты. К сожалению, эти работы Сеченова остаются в тени «Рефлексов…». Вероятно, поэтому многие психологи считают Сеченова только физиологом, несмотря на то, что он внес большой вклад в дело соединения физиологии с психологией.
Странно и то, что и в наше время идеи Сеченова, высказанные им в «Рефлексах…» как предположения (что он сам неоднократно подчеркивал), принимаются физиологами и психологами как аксиомы и принимаются за твердо установленные факты, без учета имеющихся в рассуждениях Сеченова противоречий, неточностей, недосказанностей и прочего. Например, А. В. Петровский утверждает, что Сеченов, «изучив материальный субстрат психических явлений – мозг, построил рефлекторную теорию психических явлений, опирающуюся на объективный анализ психических процессов» [1961, с. 364]. В чем же выражается этот объективный анализ, если Сеченов сам говорит лишь о предположениях?
Стремление строго придерживаться сеченовского учения о рефлексе с учетом новых представлений приводит ученых к эклектичности высказываний. Вот что пишут, например, Е. В. Шорохова и В. М. Каганов: «Несмотря на то, что еще в древности было провозглашено, что нет действия без причины и все вызвано необходимостью, все же и поныне нередко толкуют о действующих спонтанно силах в организме, спонтанной активности мозга, особом внутреннем возбуждении, которое первично формируется в мозгу, программировании предками будущего для очередного потомка, активном преодолении организмом препятствий к реализации программы своего морфогенеза, действиях организма, не детерминированных раздражителем и не нуждающихся в пусковом раздражителе и т. п.» [1963, с. 92]. Этим представлениям, пишут авторы, и должна противостоять рефлекторная теория, которая, исходя из развитых Сеченовым представлений, доказывает, что организм без внешней среды невозможен. С этим спорить не приходится. Но зачем так абсолютизировать это положение (см. вставку)? Зачем роль внешней среды для развития организма путать с детерминацией конкретного действия, поведенческого акта? Почему наряду с воздействием внешних факторов действие и поведение не могут быть детерминированы внутренними состояниями мозга? Когда мы хотим спать, разве наше укладывание в постель детерминировано внешним сигналом, а не состоянием мозга? И разве не детерминировано наше поведение потребностными состояниями, или состоянием утомления?