«Откровенные сны».

«Неконтролируемая честность».

— Ну, такое-то со всеми бывает, — пробормотала я, отказываясь признать очевидное.

«Жар, признаки лихорадки».

Поспешно потрогала влажной ладонью лоб. Нормальный же! Вообще, никакого жара.

— Святые демоны, кому я вру?

Потерев переносицу, я закрыла Брунгильду и позволила ей спокойно заснуть. Книга дала исчерпывающий ответ. Стоило признать, что в моем гениальном плане по возращению свободы и обретению независимости случилось непредвиденное обстоятельство. Я сама себя приворожила к Калебу Грэму!

На самом деле было неважно, как именно случилось странное: нанюхалась ли я паров приворотного зелья, уткнулась ли носом в рукав, пропитанный концентрированным любовным хмелем, а заодно облизала его. Главная проблема заключалась в том, что если меня срочно не попустит, то влюбленная принцесса-дурочка Энни, вопреки привычкам, силе воли и здравому смыслу, превратиться во влюбленную злую ведьму Эннари Истван.

— Вещь! — Я соскочила с подоконника и диковато огляделась вокруг. — В комнате должна быть его вещь!

Логично ведь! Иначе не взяло бы.

Встала посреди комнаты, раскрыла ладони и прикрыла глаза. Потом поняла, что перепутала части света и встала к северу задом. Перевернулась. Начала входить в транс, усиленно думая о Калебе. Образ появился очень быстро. Мужчина был одет в шикарный костюм «ослепительная нагота», что, конечно же, страшно радовало, но совершенно не способствовало успешном заклятию поиска.

— Быстро надень халат, бесстыжий!

Я поморгала быстро и до ряби в глазах, вроде как перелистнула пару страниц в книге с картинками. Однако именно эта книга была для взрослых, и картинки в ней оказались подобраны одна к одной. Калеба Грэма в одежде или хотя бы с кленовым листочком на выразительном месте не было! Он продолжал с удовольствием позировать без одежды.

Пришлось стоически сосредотачиваться на той его части, которая у меня не вызывала ровным счетом никаких эротических фантазий — на волосах. И только-только погрузилась в транс, в котором легко разыскивались потерянные вещи, как в дверь постучались.

— Да пойдите же все вон из гостевой башни! — рыкнула я. — В покоях никого нет!

— Эннари, открой! — проговорил из коридора Калеб и добавил через паузу, видимо, рассчитывая, что вежливость прибавит мне сговорчивости: — Пожалуйста!

Конечно, ближе к ночи я просеку, что любовный дурман заставлял меня искать нелепые причины, чтобы оказаться рядом с предметом вожделения. Да хоть бы постоять рядышком! Но в тот момент я ещё не понимала, что близко находилась не к Калебу Грэму, а к провалу всех планов, кроме дедовских матримониальных, и открыла дверь.

Жених стоял за порогом. По сердитым глазам было видно, что пришел с лекцией о хороших манерах. К счастью, полностью одетый. Комментарий об этом я мудро проглотила, неожиданно вспомнив, какими словами меня самую встретил несчастный Хардинг. Честное слово, после того, как нас с мэром обоих попустит, пришлю ему самый дорогой коньяк из замкового винного погреба! Бедный мужик реально заслужил. Если уж у меня от приворота настоящая душевная травма, то каково обычному человеку?

Калеба, к слову, было не жалко. Может, он тоже страдал всеми страшными симптомами любовной лихорадки, перечисленными Брунгильдой, но что-то больным не выглядел. Ярость ему была к лицу: похорошел, посвежел и приготовился вычитывать мораль о том, что приличные чародейки не душат галстуками собственных женихов. Особенно с помощью темной магии.

— Что ты оставил в моей комнате? — резко спросила я, пока он не успел приступить к вступительному слову.

— Я в твою комнату даже не заходил, — после паузы, явно пытаясь переварить неожиданный вопрос, ответил он.

— Уверена, ты просто забыл. Идем! Поищем вместе!

Я настойчиво открыла дверь шире. Пусть не стесняется и заходит! Но Калеб насторожился, видимо, злющая невеста для него была привычнее сговорчивее невесты, подозрительно зазывающей в гости.

— Эннари… у тебя жар?

Он протянул руку и положил прохладную ладонь мне на пылающий лоб. Прикосновение, как удар молнии, пробило до самого затылка, даже в ушах зашумело.

— Однозначно у тебя жар, — поставил диагноз Калеб.

— Скажи… — пробормотала я и, подавив желание, как кошка, потеряться макушкой о его ладонь, отстранилась. — Брунгильда так же сказала: жар, бессонница, честность и все такое прочее. Аж бесит!

— Кто такая Брунгильда?

— Моя книга.

— Кажется, ты уже начинаешь бредить.

— Да, похоже на то, — послушно согласилась я, пытаясь припомнить, имелись ли у Брунгильды упоминания по поводу горячечного любовного бреда. — Пойду приму порошки от бессонницы и просплю недели три. Глядишь, проснусь, а уже попустит.

Я попыталась закрыть дверь, но гость, не размениваясь на магию, быстро подставил ногу. Запереться не удалось, а только от души прищемить Калебу туфлю. Он стоически проглотил ругательства, но глаза на секунду покруглели. Видимо, было больно.

— Прости, Калеб!