– Нет, если винила меня в том, что я в ту ночь бросила ее и не вернулась, – ответила Китти откровенно. – В последние недели я часто и много думала о смерти своего отца. Полицейские разбудили меня тогда в два часа ночи. Мне было десять лет, и я оставалась в доме совершенно одна. Мама находилась в больнице. Отец отправился навестить ее и попал в автомобильную аварию по пути домой.

– Мне очень жаль, Китти. – Ричард сокрушенно помотал головой.

– Помню только, как заверяла их, что папа был прекрасным водителем. Он не мог стать жертвой автокатастрофы. Я хотела спросить их, откуда уверенность, что эта авария – несчастный случай. Отец однажды сказал мне, что если у тебя нет очевидного мотива для убийства, оно может сойти тебе с рук без малейших проблем. Сосед тогда пришел к нам в дом и просидел у меня в спальне до рассвета, вновь и вновь перебирая обстоятельства. Быть может, у кого-то все же существовал этот самый мотив, и это было преднамеренным убийством.

Она сделала паузу и посмотрела на Ричарда, ожидая, что врач попросит ее поделиться остальной информацией. Но его взгляд проскользнул куда-то мимо нее, он старался не встречаться с ней глазами, а потом медленно, но выразительно он указал на часы.

Джордж Кэннон сидел на жестком деревянном стуле рядом с больничной койкой жены, наблюдая, как судорожными рывками кровь протекает по трубочкам из катетера, вставленного в вену ее бледной руки, в специальный аппарат. Он уже сотни часов просидел так, держа ее за руку и пытаясь развлечь разговорами на посторонние темы, пока диализ выполнял те функции, на которые уже не были способны ее почки. Но сегодня, глядя на ее исхудалую фигуру, слыша затрудненное дыхание, он понимал: происходит что-то очень плохое. Минуты тянулись и казались часами, а предстоявшая ночь надвигалась на него, как бездонная черная дыра.

Он посмотрел на свои громко тикавшие часы: 22:00. Он не собирался уходить, пока ее не перенесут из процедурного кабинета в палату. Все ее тело было покрыто синяками, не только от постоянных проколов от игл, но и, в чем он не сомневался, от слишком грубого обращения с ней санитаров, когда те переносили ее из одной кровати в другую. Причем синяки проступали везде, никогда не исчезая окончательно. Некоторые из них имели зеленоватый оттенок, другие темно-бурый. Сразу пять почти почерневших пятен отчетливо виднелись на бедре, словно сам дьявол оставил отпечаток пятерни, пытаясь утащить ее в преисподнюю.

Медсестра настаивала, чтобы Джордж уходил, когда заканчивалось время посещения, но он возражал, желая оставаться как можно дольше. В конечном итоге его должность главного инспектора полиции Брайтона помогла ему, и он получил разрешение проводить с женой почти все свое свободное время. Но он добился бы своего в любом случае. Согласие или возражения медсестры не могли ослабить его решимости. Он постепенно терял контроль над всеми остальными сторонами своей жизни, но ни медсестры, ни кто-то другой не заставили бы его сегодня вечером рано покинуть жену. Только не сейчас, когда каждая минута, проведенная без нее, внушала ему мысль о полном жизненном крахе. Потому что уже скоро, очень скоро ее не станет, а он будет ненавидеть себя за то, что не был рядом с ней постоянно, пока она еще оставалась жива.

Цок, цок, цок. Звук каблуков медсестры становился все громче, когда она приближалась по пустому и тихому больничному коридору, направляясь к ним. Джордж посмотрел на лицо жены, скользнул взглядом по ее запавшим щекам к линии рта, ее губы так потрескались от постоянной сухости, что в уголках проступили капельки крови.

«Она хочет пить. Ей нужно давать больше воды», – резко обратился он к главной медсестре, вошедшей в процедурную.

«Мистер Кэннон, – сказала она со вздохом. – Ей по-прежнему строго прописаны только пять унций жидкости, и я не могу увеличивать дозу».

«В таком случае не могли бы вы отступить от предписания? Она умоляла меня дать ей воды. Неужели это имеет настолько важное значение? Бога ради! Она же умирает…»

Его голос был еле слышен, и он пристально посмотрел в усталые глаза главной медсестры.

«Я знаю, насколько это тяжело, – отозвалась она, проверяя, как работает аппарат для диализа и все его сложные соединения. – Но все еще остается надежда, что мы найдем для вашей жены донора. И тогда ее шансы на выздоровление многократно возрастут. Почему бы вам не пойти домой, мистер Кэннон? Мы позаботимся о ней».

«Домой я не поеду».

Джордж встал со стула.

«Как вам будет угодно, – произнесла главная медсестра недовольным тоном и повернулась, чтобы выйти из кабинета. Когда же у порога она оглянулась, тонкие волоски на ее подбородке оказались отчетливо видны на свету. – Ее процедура заканчивается. Пожалуйста, найдите меня, когда аппарат остановится, и я вернусь к ней».

Он как будто опять переживал все, через что прошел. Отчаяние и чувство безнадежной беспомощности. Организм Хелены отторг почку, пересаженную ей два года назад. До этого он ходил к отцу Бенджамину с просьбой особо помолиться за здоровье жены. Молитвы священника были услышаны, и именно в тот день их жизням суждено было измениться навсегда.

Всего за несколько часов до неизбежной смерти Хелены нашлась почка для пересадки. Он мог бы радоваться и праздновать появившийся у жены шанс выжить, но в тот же вечер пропала их дочь Китти. Ее искали два дня и две ночи и, уже отчаявшись найти, грязную и израненную обнаружили в придорожной канаве всего в паре миль от церкви Престона. И пока жене делали операцию по пересадке почки в одном крыле местной больницы, а дочь лежала в коме в другом, Джордж сгоряча заключил с Богом сделку: если ему придется потерять одну из них, то пусть это будет Хелена, но только не Китти. И вот, как теперь казалось, спустя два года Господь припомнил ему эту необдуманную просьбу.