– Ты, по-моему, говорила, что соседи возвращаются лишь глубоко за полночь?

– Так оно и есть, – подтвердила слепая.

Тао навострил слух. Но теперь улавливал только пение сверчков. Должно быть, он обманулся.

– Негоже молодой девушке годами жить одной в пустом доме, с сомнением пробормотал он.

– А что тут особенного? Вы, кстати, можете говорить на родном языке. Я с ним знакома.

– Нет, мне куда полезнее поупражняться в кантонском. У тебя в городе есть родственники?

– Есть. Но после того, как с моими глазами случилось несчастье, я всех оставила. О, простите, совсем забыла: мое имя – Ланьли. И все-таки я думаю, вы очень важный чиновник.

– Да, ты права. Я один из приближенных высокопоставленного лица. А зовут меня Тао Гань. Хватает ли тебе денег от продажи сверчков на повседневные нужды?

– Даже более чем! Мне и надо-то немного: масляную лепешку утром и вечером да миску лапши на обед. Сверчки ровно ничего не стоят, а идут по хорошей цене. Возьмем, например, Золотой Колокольчик. За него, между прочим, дают немало серебра! Но я и не помышляю его продать! Я почувствовала себя такой счастливой сегодня утром, когда, просыпаясь, услышала его пение. – Слепая улыбнулась. – А нашла я его только вчера вечером. Мне редкостно повезло. Я случайно проходила мимо западной стены Хуада… Вы знаете буддийский храм?

– Ну конечно, Цветочная пагода в западном квартале, верно?

– Она самая. Ну так вот, я вдруг услышала голос сверчка, и он казался испуганным. Тогда я положила у стены ломтик огурца и позвала его вот так. – Девушка, вытянув губы, издала звук, забавно походивший на трель сверчка. – Затем притаилась, поджидая. Наконец Золотой Колокольчик высунулся, и я услышала, как он хрустит огурцом. А когда сверчок насытился и почувствовал себя довольным, я заманила его впустую тыковку, которую всегда ношу в рукаве платья. – Ланьли подняла голову. – Послушайте! Как сладко он опять поет, правда?

– О да!

– Мне кажется, со временем и вы смогли бы их полюбить. У вас такой добрый голос… Вы не можете быть большим и грубым. Не понимаю, как вы управились с теми негодяями, что напали па меня… А ведь оба явно вопили от боли…

– Я не боец, И если хочешь знать, далеко немолод – более чем в два раза старше тебя. Зато я многое повидал на своем веку и теперь умею за себя постоять. Очень надеюсь, что сегодня и ты получила урок, Ланьли. На свете много злых людёй, способных обидеть такую девушку, как ты.

– Вы и вправду так думаете? Вовсе нет! Чаще всего я вижу людей добрыми и сердечными. Даже если они злятся, то в основном потому, что несчастны или одиноки, не могут получить то, чего желают, или же получают слишком много из желаемого. Как бы то ни было, я готова поспорить, что у тех бедолаг не было ни медяка, чтобы купить себе самую простую пищу, не то что женщину! Сперва я испугалась, как бы меня не избили до смерти, после того как все закончится, но сейчас я уверена: они не стали бы этого делать, понимая, что я, будучи слепой, не смогу никого опознать.

– В другой раз, повстречав этих добрых молодцев, – сердито пробурчал Тао Гань, – я выдам каждому по серебряной монете за благие намерения! – Он допил чай и с довольной усмешкой подвел итог: – А что до серебра, полагаю, они будут в нем очень нуждаться, поскольку первый больше никогда не сможет действовать правой рукой, а второй, даже смыв кое-как известь с глаз, до гроба останется калекой!

Девушка вскочила.

– Какое страшное зло вы им сделали! – гневно воскликнула она. – Да еще радуетесь этому! Вы отвратительно жестокий человек!

– А ты молоденькая дуреха! – не остался в долгу Тао Гань. Поднявшись со стула, он направился к двери и уже с порога мрачно процедил: – Благодарствую за чай!

Слепая, взяв свечу, поспешила следом.

– Осторожно, – предупредила она, – ступеньки очень скользкие!

Пробормотав что-то себе под нос, Тао Гань стал спускаться.

На улице помощник судьи Ди дал глазам привыкнуть к темноте, дабы получше разглядеть дом. «На всякий случай, – сказал он себе. —Разумеется, я вовсе 7е собираюсь возвращаться сюда. Женщины мне ни к чему. А тем более эта глупая сопливая девица со своими сверчками!» И Тао Гань, не в силах скрыть досаду, зашагал прочь.

Главную улицу, пересекавшую город с севера юна юг, ярко освещали фонари лавок, харчевен и питейных заведений. Двигаясь вместе с пестрой толпой и наблюдая отрывки сердитых ссор и шумных перебранок, Тао Гань чувствовал, что настроение его заметно улучшается. Он шагал, вновь кривя рот в язвительной усмешке, пока не показались высокие степью ограды дворца наместника.

Лавки теперь встречались все реже, а прохожих становилось намного меньше. Тао уже хорошо видел высокие стены главного здания и стражников у ворот. В строениях слева от входа находились различные службы судебной управы, а справа – расположение частей караульного войска. Тао Гань преодолел широкие мраморные ступени, что вели вверх – к великолепным дворцовым вратам, сияющим красным лаком. Миновав неприступные зубчатые стены, помощник судьи Ди постучал в плашку над смотровым оконцем небольших ворот в восточном крыле и растолковал стражнику, кто он такой. Ворота растворились, и Тао Гань вступил в наделенный гулким эхом длинный мраморный проход к внутреннему двору восточного крыла, где располагались личные покои судьи Ди.