– Понимаешь, Лена, тут сделать, увы, ничего нельзя. Не можем мы его никуда выгнать, – объяснил мне тогда Елисей, правитель Роси и мой работодатель. – В своём городе люди к нему привыкли уже, на чудачества его постоянные особого внимания никто и не обращает, а если выставить мужика за ворота, предоставив самому себе, так в первой корчме вытворит какую-нибудь глупость, за что и прибить насмерть могут. Мучайся потом всю оставшуюся жизнь, что на тебе душа невинно загубленная висит. Тем более, он, хоть и дурак, но относительно безобидный. Вот и приходится терпеть его выходки.

Крики слышались уже за воротами дворца. Обычно в таких случаях стрельцы бегут докладывать царице или царю (кто меньше занят), и Василиса с Елисеем уже одним своим появлением, как небом данные правители, заставляют буянов если не протрезветь, то хотя бы одуматься и разойтись по домам. Но сейчас, как назло, оба они с утра ускакали на охоту, до позднего вечера точно не появятся, а значит, отдуваться в этот раз и успокаивать этих обормотов все же придётся мне. Ну вот, точно, сотник, детина здоровенный, косая сажень в плечах, идёт ко мне:

– Матушка-ведьма, что делать-то?

Явно растерян. Не привык один, без царской четы, с бунтарями разбираться.

Я привычным жестом откинула со лба длинные волосы и пожала плечами:

– Открывайте ворота, да только будьте со стрельцами наготове. Если меня не послушают, повяжете их и до приезда царя с царицей оставите в курятнике. Там куры с петухом за несколько часов быстро им мозги прочистят.

Сотник, высокий плечистый силач, способный на спор коня на руки поднять и пронести версту как минимум, поклонился и, пряча в густой окладистой бороде понимающую улыбку, ушёл к своим стрельцам отдавать приказ. Через несколько секунд тяжелые дубовые ворота распахнулись, позволяя увидеть группу бунтовщиков.

Как обычно, толпа, приблизившись к широко открытым к воротам, растеряла свой боевой пыл и остановилась, ожидая увидеть нахмуренные брови грозного царя-батюшки. Но на этот раз их встречал другой, более опасный противник, – я.

– Ну и кто тут такой умный и храбрый?!? – крикнула я раздраженно. Дел снова было невпроворот, отвлекаться на бунтарей не хотелось совершенно. – Кого первого веничком по головушке его буйной причесать?!? В очередь становись!!!

Магию я, вопреки всем теориям и обучению в академии, всегда считала чем-то вроде своего личного универсального конструктора, из которого при большом желании и должном умении можно всегда собрать всё, что душе угодно.

Маститые волшебники недовольно хмурились и хватались за головы, когда на их практических занятиях у меня в очередной раз получалась не обычная вещь, а что-то непонятное: вместо обычной сковороды выходила сковорода-бич врунов (любой, кто хоть раз в течение суток кому-нибудь соврал, приклеивался к моему изобретению на несколько дней, причем языком; после нескольких экспериментов с моей сковородочкой учащиеся в моей группе студенты стали подозрительно честными), а вместо простых часов – часы-предсказайки (очень хорошо предсказывали, когда именно тебя вызовут к доске отвечать, жаль, преподаватели забрали, видимо, хотели точно знать, когда их ректор на ковер вызовет).

Работать со мной могли далеко не все, а только самые психически устойчивые маги, уж слишком богатой и изощренной была у меня фантазия. А уж когда я однажды на глазах у одного из преподавателей по прикладной магии в легкую усовершенствовала сапоги-скороходы в галоши-внедорожники, сделав упор не на скорость, а на проходимость обуви, да ещё и испробовала их на самом маге, всем, кто соглашался индивидуально со мной заниматься, стали платить баснословные деньги, да ещё и молоко за вредность профессии выдавали (сам преподаватель, кстати, потом долго заикался, услышав мои имя, и десятой стороной обходил канавы, лужи и любые грязные места)…

В царстве Василисы и Елисея к моим чудачествам уже успели привыкнуть, но каждую с виду невинную вещь, если получали ее от меня, долго и с опаской вертели в руках, не всегда решаясь применить по назначению. А уж после того как я начала избавляться от поднадоевших мне клиентов усовершенствованным веником, простые люди стали обходить меня за версту, а слуги вообще боялись приближаться без нужды к моим покоям.

В данную минуту я держала в руках тот самый веник, веник-самобой. «Славился» он тем, что по моему приказу налетал на неугодных мне и начинал яростно крутиться на их голове, больше издевательски щекоча, чем доставляя боль. Но если после его действий у бедняг оставалась хоть пара волосин, их можно было считать невероятными везунчиками. Большинство же обычно «щеголяло» гладкой лысиной.

В толпе, видимо, было несколько человек, уже испытавших на себе всю «прелесть» веника, так как запал их при виде моего «оружия» существенно поугас. Они нерешительно топтались на месте, тихо переговаривались друг с другом и вопросительно поглядывали на своего заводилу. Но Пашка, упертый дурень, сдаваться не хотел. Подскочив, уставившись на меня снизу вверх и дыша перегаром, от которого сразу взбесился бы любой, даже самый покладистый Сивка-Бурка, этот малорослый любитель сказок угрожающе начал: