С вечерним сумраком пришла прохлада. Я осторожно отнёс Гаечку в каюту и укрыл. Она только поворочалась немного, пробормотала что-то сквозь сон и высунуланогу из-под пледа. Я не удержался, поцеловал пятку, а потом поднялся наверх ивсё-таки раскопал телефон из могильника. Отэсэмэсил ребятам задания, они не маленькие, если есть сложности, сами разберутся; предупредил Вована, что нас не будет, перевёл ещё денег за аренду яхты и снова вырубил на режим полёта. У нас свой ретрит...

Звёзды в чёрном небе сверкали, как бриллианты на Роллексе – слишком, донеприличия яркие. Но это было хорошо – значит, шторма можно не ждать. Побудемс моей девочкой Робинзоном Крузо и Пятницей под красными парусами. Велик был соблазн увезти её на необитаемый остров, чтобы ни души рядом, чтобы только моя и только со мной. Но мы так не договаривались, а вот побродяжничать немноговдоль берега – пожалуйста. Куда захочет, туда и повезу. Включив сигнальный маячок в рубке, чтобы ненароком на нас не наехал заезжий лайнер или катер пограничников, я пошёл к Гаечке. Сел рядом помедитировать, как обычно, перед сном. Но вдохнул спящее чудо, пахнущее цветами и абрикосами, и через минуту тоже провалился в сладкий, почти детский сон.

Утром мы проснулись вместе. Одновременно моргнув, посмотрели друг на друга иулыбнулись. Серо-голубые глаза Гаечки засияли, и я подумал: наверное, в этом иесть счастье – просыпаться с тем, от кого хорошо. Я притянул её к себе, и мы занялись любовью. Не сексом. Хоть по десятибалльной шкале он был на все одиннадцать. «У нас всё правильно» – сказала вчера Гаечка. Так оно и было: химия, магия, совпадение или когеренция – как ни назови, но мы были с ней, как желток и белок в одном яйце, как палец и напёрсток, как шарик для гольфа и лунка– идеальное сочетание. И не только в сексе.

* * *

Меня всегда добивала фраза «Счастливая женщина ведёт себя, как ребёнок». Считал это идиотизмом, оправданием инфантильности и избыточного кокетства. Новидимо раньше я не встречал счастливых женщин. Хотя нет, я просто не был знаком с Гаечкой! У неё ужасно заразительный смех и прекрасное чувство юмора, амимика! Смехотура моя, она даже хромала залихватски. С ней было легко! Мы дурачились вместе, как школьники. Плавали голышом, благо, её нога в воде совсемне болела. Целовались. Ели руками, зверски проголодавшись. Выстроили наподносе башню из фруктов, украсив зонтиками для коктейлей, а потом разрушили, поедая строительный материал. Смеялись и снова целовались. Говорили офильмах, книгах и всяких мелочах, из которых собственно и состоит жизнь. Обнаружилось, что один из Новых годов в детстве - причём один и тот же, мы провели одинаково - наелись до отвала и смотрели до утра "Назад в будущее" все серии. Мы оба терпеть не могли "Ежика в Тумане" и "Властелина Колец" и обожали"Карлсона". Она не выносила политику, я был с ней осторожен. Она тоже любилацентр Москвы и Старый Арбат. И помидоры. И осень!

Мы сплавнули к безымянному острову и покормили альбатросов, спасли медуз, таявших на камнях, и вернулись к яхте. Гаечка рассказывала о детях, которых учитрисованию. И как художник замечала всё: красивые очертания берега, причудливую форму облака, ритм накатывающих волн. И мир разворачивался передо мной, как карты Таро, – неочевидное становилось видимым, а видимое — загадочным. Гаечка отказалась плыть в Коктебель или в Патернит, но пиццу и креветки мы умудрились заказать и получить на пирсе в Ялте. К вечеру я уже точно знал – этомоя женщина, и одного дня счастья мне мало. Я хочу её везде с собой. Всегда. Мысль об этом витала надо мной, когда мы лежали рядышком на палубе иразглядывали вечереющее небо, по которому быстро плыли облака.

Я приобнял Гаечку.

– Давай по возвращении займёмся твоими ножками. Я хочу, чтобы у тебя ничего не болело.

– Я тоже хочу. Но врачи говорят, это вопрос времени. Просто нужно подождать. Вотя и жду, я терпеливая.

– У меня в фонде есть покруче специалисты. Всегда нужно иметь альтернативное мнение. А лучше десять. Чтобы выбирать.

– Лучшее - враг хорошего. Ты не смотри, что я хромая тележка, по облакам я очень даже хожу и бегаю. – Гаечка подняла вверх ноги и принялась весело топать по ним. – Вот. А ты так не умеешь!

Я тоже задрал кверху босые пятки. И мы, балуясь, принялись перескакивать с облака на облако, как по ступеням, шагали и даже пытались пинать тучки, как футбольные мячи. Ничего не делать было странно, и здорово. Однако, набесившись, я посерьёзнел и спросил:

– Как это случилось?

Гаечка пожала плечами.

– Сначала я просто неудачно подвернула ногу. Танцевала, попала в ямку исломала. Заметь, не пьяная. За секунду вырос такой сизый шар на щиколотке, бо-ольно было, кошмар! Я в тот момент и не поняла, что произошло. Папа теперь кричит со страшными глазами: «Не танцуй», стоит мне немного бёдрамипошевелить. А я люблю танцевать, ужасно этого не хватает. Жду-не дождусь, когдасмогу. Сальсу, например... Эх... А потом в Москве меня сбил один урод на чёрномПорше. Почти полгода назад.

– Что? – У меня пересохло во рту. – Ты же в Новочеркасске живёшь...

– Ну, я же не приписана к нему, как крепостная крестьянка, – засмеялась Гаечка.

– Ты дорогу переходила? – осторожно спросил я.

Она мотнула головой:

– Нет. Как оказалось, водитель просто гонялся, как в фильме «Форсаж». С другимтаким же богатым уродом. И наехал на тротуаре. Возле метро ВДНХ.

Холодный ком провалился в желудок, мои ладони стали влажными.

Нет!!! Не может быть!!!

Эля

Целые сутки я была в раю. Моё сердце стало большим, как море. И спокойным.

Артём, Артёмушка, Тёмочка, Артёмка, он был рядом со мной, и ничего не могло быть лучше! Как удивительно, что всего за сутки человек может стать самым родным на свете! Прав был Мастер: «Ты живёшь или в страхе, или в любви. Других вариантов нет. Эти вещи несовместимы1». Мне надоело бояться, я прыгнула в любовь, и не прогадала: радости в воздухе, оказывается, хватало, причём с избытком!