Он поймал себя на том, что ему стоит больших усилий смотреть прямо перед собой при встрече с девушкой или женщиной. Никогда до сих пор женщина не представлялась ему таким ангелоподобным существом, как сейчас. До бараков он повстречался с десятью-двенадцатью женщинами, и ему надо было призвать на помощь всю силу воли для того, чтобы не остановиться перед каждой из них и не воззриться на нее.

Он еще не любил до сих пор. Он преклонялся перед женщинами, считал их гораздо выше мужчин, обожал свою мать, но сердце его еще ни разу не содрогнулось от любовной бури.

А теперь в глубине души он почувствовал, что равно обожает всех тех женщин, которых только что встретил на своем пути. Некоторые из них были грубоваты на вид, другие ничем особенно не выделялись, а третьи были определенно миловидны, но Кейт не обращал никакого внимания на их физическое различие. Он видел в них белых женщин, и поэтому все они и каждая из них в отдельности казались ему прекрасными. Самая незаметная из них представлялась ему необыкновенно интересной. Он готов был поднять в воздух шляпу и кричать от неизбывной, невыразимой радости, которая охватила все его существо. Четыре года миновали, и снова он очутился в стране, где обитают ангелы. На некоторое время он даже забыл про существование на белом свете Мак-Довеля.

У него дико кружилась голова, когда он подошел к казармам. Ах, до чего же, в конце концов, прекрасна жизнь! О, она, конечно, стоила того, чтобы бороться за нее, и он готов был бороться!

Он пошел прямо по направлению к канцелярии Мак-Довеля. Через пару минут, в ответ на его стук в дверь, на пороге показался секретарь инспектора.

— Инспектор очень занят сейчас! — ответил секретарь на вопрос Кейта, может ли он видеть Мак-Довеля. — Я доложу ему, что…

— Доложите ему, что я явился сюда по весьма важному делу, — перебил его посетитель. — Он немедленно примет меня, как только вы сообщите ему, что я пришел по делу известного ему Джона Кейта.

Секретарь провалился через какую-то внутреннюю дверь.

Казалось, не прошло и десяти секунд, как он снова появился и заявил самым любезным образом:

— Инспектор желает говорить с вами.

Кейт глубоко перевел дыхание для того, чтобы несколько успокоить тревожно бьющееся сердце. Несмотря на все свое мужество, он почувствовал, как чья-то цепкая, холодная и предупреждающая рука схватила его за плечо и, казалось, хотела отбросить назад… Но в тот же миг он услышал замирающий голос Коннистона, который шептал ему: «Не забудьте, дорогой мой, что все дальнейшее зависит от первой минуты, как вас увидит Мак-Довель».,

Был ли прав Коннистон?

Выиграет он или проиграет? — ничего заранее нельзя сказать, но во всяком случае игру свою он поведет точно так же, как ее вел бы покойный англичанин.

Выпрямив плечи, он решительно вошел в комнату Мак-Довеля, который почитался самым удачливым охотником на людей на всем северо-западе.

Первый человек, которого увидел Кейт, войдя в канцелярию инспектора полиции, был не сам Мак-Довель, а девушка.

Она сидела как раз напротив той двери, на пороге которой он на минуту замер, причем свет, падающий через окно, удивительно рельефно выделял черты ее лица и волосы. Первое впечатление было неотразимое. Девушка околдовала его своей красотой. Солнце, заливавшее всю комнату мягким, колеблющимся мерцанием, бросало на нее потоки плавкого, смеющегося золота. Кейт сразу заметил и глаза ее — лучистые и необыкновенно серые. Она не отрывала взора от пришельца, и все тело ее и черты лица говорили о большом напряжении, овладевшем ее существом.

Все это Кейт уловил в мгновение ока, словно в блеске молнии, и лишь после того повернулся к Мак-Довелю.

Инспектор сидел за столом, заваленным географическими картами и бумагами. Кейт немедленно почувствовал всю пронизывающую силу его взгляда, и в эту секунду он пережил состояние, знакомое настоящему преступнику. Но эта секунда миновала, и он прямо посмотрел инспектору в глаза. Да, Коннистон, был прав: эти глаза легко могли видеть сквозь стену. Неопределенного цвета и изумительной глубины, далеко посаженные под седыми, растрепанными бровями, они с первого же взгляда пронизывали насквозь. Кейт обратил также внимание на тщательно завитые седые усы, на коротко подстриженные волосы и ясно очерченные мускулы лица — и поклонился.

По его телу пробежала мгновенная ледяная дрожь. В этом суровом лице он не прочел приветствия. Он не мог судить, признал его инспектор или нет. И только тогда, когда солнце бросило новый капризный луч на чудесные волосы девушки, иное выражение пробежало по лицу человека, который одновременно был и большим другом и начальником Дервента Коннистона.

Инспектор поднялся со своего кресла, склонился над столом и голосом, в котором было столько же удивления, сколько и радости, произнес:

— А мы только что говорили об этом несчастье… и вдруг, сэр, вы пожаловали к нам! Как поживаете, Коннистон?