Кейт не пожал протянутой руки. Он сделал вид, что не замечает ее, и все время напряженно смотрел в сияющие, доверчивые глаза Смита.

Смит грациозно махнул рукой в сторону стола, по обеим сторонам которого стояли кресла, затем сел за стол, не дожидаясь Кейта, который тотчас же последовал его примеру. Очевидно, он догадался, что Кейт явился сюда с определенным намерением убить его.

— Джон Кейт, вы будете отчаянным глупцом, если выполните то намерение, с каким явились сюда! — сказал он выразительно. — Давайте лучше работать как настоящие друзья! Будем друзьями. Уверяю вас, что так гораздо лучше для обеих сторон. Будем друзьями.

Создалось такое впечатление, точно Смит с совершенно непостижимой быстротой сорвал маску со своего лица. Кейт, приготовившись к борьбе и решив про себя обязательно выполнить то, что он считал нужным при сложившихся обстоятельствах, несколько оторопел.

Лицо Смита сразу приняло серьезное выражение. Мало того, Кейту даже показалось, что он прочел в его взоре определенную тоску, в которой теплилась надежда. Кейт не был уверен в этом, но лицо Смита его поразило.

Смит не протягивал ему больше руку. Он чувствовал презрение гостя и вполне ясно сознавал, что происходит у того в душе.

— Подождите минуту! — произнес он и отошел к резному столику, стоявшему совсем близко.

Он тотчас же вернулся назад со свернутым пергаментом в руках, снова сел против Кейта и прямо посмотрел в его глаза. Несколько секунд длилось полное молчание. Наконец Смит сказал:

— Мы с вами, Джон Кейт, люди! Помните это!

Его голос звучал спокойно и мягко. Конусообразные пальцы с безупречно наманикюренными ногтями развернули пергамент.

Это был университетский диплом. Кейт внимательно посмотрел на него.

— Вы видите мой университетский диплом, — произнес Смит. — У меня имеется ученая степень.

Старания Кейта сказать что-нибудь не привели ни к каким положительным результатам. Он просто не находил слов. А Смит, снова свернув пергамент, облокотился на стол, и голос его звучал спокойно и бесстрастно:

— Я сразу же, как только вошел в контору Мак-Довеля, узнал в вас Джона Кейта. Я ни на миг не обманывался насчет того, что вы — не Дервент Коннистон. Меня вам не удалось обмануть. Я подумал, что, быть может, вы убили Дервента Коннистона, но я вас ни о чем не расспрашивал, потому что всегда ненавидел этого человека. Несомненно, если бы он вернулся сюда, я рано или поздно убил бы его. Вне всякого сомнения! Джон Кейт, с первого же дня нашей встречи вы были обреченным человеком. А теперь разрешите задать вам несколько вопросов. Почему я тотчас же на раскрыл обман? Зачем я веду себя так все время? Почему я дорожу вашей жизнью, которую стараюсь все время спасти? Вы можете догадаться?

— Отчасти, — ответил Кейт. — Продолжайте, прошу вас!

Он ни минуты не думал о том, чтобы отрицать заявление Смита. Тем самым он признал, что он — Джон Кейт. Отрицать это было бы сущим безумием, напрасной тратой времени, а именно теперь он ничем на свете не дорожил так, как временем.

Быстрый, изменнический и проворный ум Смита тотчас же учел создавшееся положение. Он одобрительно покачал головой в ответ на слова Кейта.

— Очень хорошо, Джон Кейт! — заметил он. — Повинуюсь вам и продолжаю. Я полагаю, что вы понимаете меня, и рад этому. Ваша жизнь всецело находится в моем распоряжении. Я могу спасти вас, но могу точно так же и погубить. И, наоборот, то же самое можете вы сделать со мной. Вы можете оказать мне жизненно важную услугу. Помогите мне, и я в ответ сделаю все возможное для вас. Я полагаю, что эта взаимная помощь будет одинаково выгодна нам обоим. Мы оба будем счастливы, ибо у вас останется сестра Дервента Коннистона, а я… получу мою золотоволосую богиню Мириам Киркстон!

— Это именно то, что я предполагал! — воскликнул Кейт. — Продолжайте вашу речь.

На один только момент Смит, казалось, задумался и оставался в нерешительности. Он напряженно вглядывался в холодное, суровое и непроницаемое лицо своего гостя.

— Вы любите сестру Дервента Коннистона, — продолжал он голосом, который с каждым словом становился все тише и мягче. — А я… искренне люблю мою золотоволосую богиню. Вот видите! На этой стене я укрепил ее портрет и прядь ее чудесных волос и поклоняюсь равно одному и другому.

Лицо Кейта становилось все холоднее и суровее по мере того, как он вглядывался в глаза Смита, горевшие мрачным и вместе с тем страстным огнем. Моментами ему становилось определенно противно. Это была не любовь, а нечто ужасное. Это было сущее безумие, но человек, сосредоточивший в себе это безумие, владел своим разумом. Он был чудовищем. Чем сильнее горели его дьявольские глаза, тем тише и мягче становился его голос.

Кровь Кейта была как огонь, но голос его был холоден как лед.

— Продолжайте!

Теперь уже не было места никакой ошибке. Смит совершенно правильно учел холодное, абсолютно бесстрастное выражение лица врага. Глаза его еще больше сузились.

— Я говорил с вами так искренне только в надежде на то, что мы станем работать вместе, как добрые друзья! — закричал он. — Но я вижу, что на этот раз я ошибся! Это не так! Вы, по примеру моей золотоволосой богини, ненавидите меня! И она ненавидит меня, но все же она моя и будет моя!

Он вдруг вскочил на ноги и начал размахивать руками.