Шрифт:
— Я такого не помню, ты воспользовался моим невменяемым состоянием, — хотя, все я помню. Помню и его слова и глаза больные, и слезы наши общие. Но говорить об этом не хочу. Тогда надо окончательно его в душу пускать, а что делать потом? Я не знаю.
— В любом случае, я сказал, что не отпущу тебя. Рядом буду. Можешь ругаться, брыкаться, орать. Когда поправишься, можешь и челюсть свернуть. А сейчас, терпи, — потом взгляд его твердеет, становится серьезным. — Я ведь в какой-то момент думал, что потерял тебя снова. Это было страшно. Поэтому теперь я от тебя не отойду.
— Тебе напомнить, кто был их настоящей целью?
— Не надо, — отводит глаза, — я все помню. Ты спасла мне жизнь. Спасибо!
— Не за что! С такой бездарной охраной непонятно, как ты вообще дожил до этого дня.
— Да. Согласен. Я расслабился. Отвлекся, — смотрит на меня пристально, намекая, на кого именно он отвлекся.
— А Алекс твой о чем думал?
— Да, он тоже зол, потому что в тот вечер я не взял его с собой. Но я не прогадал, — улыбается он. — Ты — лучшая охрана. Кстати, Саид сбежал, сволочь. Хотя, понятно, что основной заказчик не он.
— Конечно не он. Он простая пешка. Где товар?
— Товар забрали. С девчонками сейчас работают.
— Я хочу увидеть их потом.
— Увидишь. Та девочка, она спрашивала про тебя. Что ты ей сказала?
— Что помогу ей. Что все не так плохо, как кажется, — думала я о ней все это время. Она совсем еще ребенок. Как попала сюда, не спрашивала, да это и не важно. Только уже там, в пещере в темноте мелькала у меня мысль, что если не выберусь, то и девочке этой конец. Получается, обманула ее, дала ложную надежду. А ведь это даже хуже предательства.
— Она сирота. Из Белоруссии. Будет в отеле работать. На кухне. Сама эту работу выбрала, так что увидишь ее, как поправишься.
— Понятно.
— Вопрос еще задать тебе хотел, ответишь?
— Смотря, что за вопрос.
— Там в пещере ты звала какого-то Андрея, — усмехаюсь криво.
— Ревнуешь?
— Да! — прямо говорит Амин, чем немало удивляет меня.
— И?
— Что и?
— Дальше?
— Я не обязана тебе отвечать, но так и быть, скажу. Андрей — это человек, которому я очень доверяю, и к которому тепло отношусь, — он хмурится сильнее.
— Из-за него меня ближе не подпускаешь? — а что, отличная идея.
— В том числе, — расплывчато отвечаю я. Лицо его меняется, становится мрачным. Как приятно это видеть. Даже не думала, что так будет.
— Но я так понимаю, верность ему ты не очень хранишь?
— Это тоже не твое дело, но верность я храню только себе, и потом, я не привыкла ограничивать свои желания. У меня слишком долго не было такой возможности, меня заставляли подчиняться желаниям других. И сейчас я живу так, как хочу.
— И как на это смотрит твой Андрей?
— С пониманием, — говорю с улыбкой, а Амин мрачнеет еще сильнее.
— Я тоже с пониманием могу смотреть на многое, но делить тебя ни с кем не собираюсь!
— Так не дели! Я не твоя, и ничья! Я тебе уже говорила это.
— Да, но, — он берет меня за руку, — нас многое связывает. Там в пещере, ты сказала важную вещь, которая заставила меня поверить, что еще не все потеряно. Ты сказала, что все еще любишь меня. И не надо говорить, что не помнишь. Даже если так, я уверен, что тогда ты говорила искренне, ты открыта была, поэтому я скорее поверю в те слова, чем во все другие. Ты боишься, не доверяешь, а зря. Вместе мы сильнее были бы. Понимаешь? — не отпускает взглядом, держит, умеет словами пробраться в самую душу и покопаться там. Пока я перевариваю его слова, он добивает:
— Вместе мы обязательно ее найдем! — черт! Значит, все-таки проболталась! Вырвать бы мне язык. Так досадно, что на глаза вновь наворачиваются слезы. От этого вообще хочется выть. Отворачиваюсь к стене, проклиная себя за все. Зачем я доверила ему свою самую сокровенную тайну? Как я могла допустить такое? Хочу, чтобы он ушел, но конечно этого не происходит. Наоборот, он наклоняется ближе, вытирает пальцами мои слезы, пытаюсь увернуться, но проигрываю себе снова. С губ срывается грубое рыдание. Хорошо, что за окном темно уже, в палате полумрак, но это все равно не позволяет мне спрятаться от него. А Амин не унимается, продолжает:
— Мариша, мы найдем ее. Я для этого все сделаю. Ты больше не будешь одна. Слышишь?
И снова он побеждает, снова слезы и слабость берут вверх. Я сама не замечаю, как утыкаюсь в его грудь, от дикого внутреннего напряжения, сломанное ребро начинает нестерпимо ныть. Или это в душе что-то рвется? Я даже понять не могу. Все, что мне остается, попытаться расслабиться, пусть даже в его руках. Чтобы потом снова собраться для очередного броска. Долго он баюкает так меня в своих руках, пока в палате становится совсем темно. В какой-то момент я видимо засыпаю, а когда просыпаюсь, с удивление обнаруживаю, что все также лежу у него на груди. Кошмар! Докатилась! Сказала бы самой себе недавно, что так будет, долго бы смеялась. А сейчас мне хорошо. Просто хорошо, что он рядом. Его руки ласково перебирают мои волосы. Как когда-то давно, на нашем месте у реки, или у озера возле того лесного домика. Меня вдруг обжигает такими горячими воспоминаниями, что я сама не понимаю, как говорю: