За телами пришли вечером, когда над гордом поднялся кровавый коготь луны. Их отдадут земле в Садах, и деревья дадут хлеб, и мясо, и сладости, и одежду, и все, что угодно, и вода потечет вином и медом.

Наутро, когда Иште отворила дверь на улицу, там, как всегда, стояла корзина с едой для нее и Сиэнде. Иште внесла корзину во двор, задвинула засов, и только тогда страх отпустил. Она заплакала. Страх в последнее время стал почти невыносим, Иште не понимала, почему. Наверное, потому, что вдруг вспомнилась старая сказка. О молодом правителе, который не хотел видеть вокруг себя уродства и старости и приказал перебить всех стариков.

"Наверное, они тоже помнили другой цвет луны", — подумала Иште. Она еще помнила, хотя ей было не так много лет. Но она помнила луну, белую луну, и все чаще она вспоминала ее.

А ведь помнящих луну оставалось все меньше. Те человечки, которые так смешно накалывались на пики — почти все они были старше трех, а то и четырех десятков лет. Они выросли в другое время, они не могли привыкнуть. Зачем, зачем они тогда не ушли? Надо было спросить деда и Анье, но они как раз оказались среди тех человечков… Иште встала.

А ведь в этом доме прежде жил кто-то другой. Они переселились сюда, когда хозяев не стало. Или они ушли, или… как те человечки. В городе теперь было много свободных домов. И всем хватало еды. Надо было только пойти и собрать урожай, а он созревал каждый день. Они с Сиэнде через день работали за стенами в Садах.

Сердце бешено запрыгало в груди.

ЗА стенами.

От одной мысли скрутило живот, и тошнота подступила к горлу.

Из города не уходят.

Она вспомнила, как лет семь назад попытался бежать какой-то человек, он был старый, он еще помнил белую луну.

Они не увидели, что случилось с ним там, за деревьями.

Но как он кричал! Как долго, страшно он кричал! Человек не может так кричать, не может кричать так долго!

Иште зажмурила глаза. Ворота открывают только чтобы впустить. Выходят из него только Юные, люди с тенями и Белая стража. Старым можно было служить в страже — они все равно погибнут, пусть принесут пользу. Да и людей с тенями становилось все меньше — они тоже помнили белую луну. Но служили они истово и радостно принимали свою смерть ради Детей и Юных.

На дорогу можно попасть только через главные ворота. Но Сады — вокруг всего города, можно ведь и туда, где нет дорог. Могут и не заметить. Твари ведь не везде? Ведь ее пока никто не заметил в этом городе, а она помнит белую луну. Не заметят, почему должны заметить? Иште знала, что выглядит моложе своих лет, она же никому не скажет, и Сиэнде не скажет. И они спрячутся в свой уголок, и будут жить долго-долго и счастливо.

Если, конечно, в следующий раз ей не выпадет честь…

Это бывало всегда в день благодарности, а день благодарности случался всего раз в месяц. Тогда надо было отдать одного человека — всего одного человечка — за очередной месяц благополучия города. Все равно какого человечка. Можно было даже человечка не из города, любого, какой придет в город… Или Юные пригонят…

…боги, город как тварь, засевшая на дороге, сожрет любого, кто вошел и никого не выпустит…

А когда человечек умрет, своей кровью скрепив договор с землей, настает время чести. Потому, что если одно умерло, должно родиться другое. И тогда Айрим выберет женщину, и даст ей испить напитка с каплей крови человечка, и на ее лице расплывется безмятежная улыбка. А потом Айрим даст ей Юного, и женщина забеременеет, и через тринадцать дней родит. Потому, что Юные могут иметь детей лишь от обычных людей.

И женщина умрет в родах. А Дитя станет Юным.

Иште закусила губу. В городе еще было много обычных людей, и они рождали детей. И их забирали. Потому, что дети — для будущего века. Они должны стать Детьми, а потом Юными. У Иште уже забрали двоих…

А скоро настанет время Сиэнде. Ей дадут простого человека, и она будет рожать, пока сможет рожать, а потом, когда она нарожает достаточно, ей дадут Юного. Айрим все пытался добиться, чтобы Юные сами рожали детей. Но Юные женщины были бесплодны. Пока не получалось.

Иште сидела на корточках, прислонившись к каменной стене и обхватив голову руками.

Тени. Тени. Они были только у некоторых старших. И эти старшие тоже были избранными. В том же недосягаемом кругу, что и Айрим. Ходили слухи, что они не старятся и не умирают, и не умрут никогда.

Иште стиснула зубы. Теней давно уже больше чем людей. А у нее нет лишних теней. И у Сиэнде нет. А в благодарность земле всегда отдавали человека с одной тенью…

Иште закусила губу и закачалась, тихо подвывая.