Аня незаметно закатила глаза. Эта старушка то пугала, то смешила, то вводила в ступор.

– А вы сегодня днём заходили? – вдруг прежним тоном спросила Антонина. – Я слышала сквозь сон, дверь хлопала…

– Да, забегала. Забыла… книжку записную, – зачем-то соврала Аня.

– Ну, занимайтесь, – вздохнула Антонина как-то неодобрительно и, сгорбившись, пошла к дверям. – Занимайтесь. Маруся обещала прийти к семи.

«Весь день сегодня про Марусю, – без всяких эмоций подумала Аня и погрузилась в мир точек, лучей, отрезков и натуральных чисел. – Как наказание за то, что ненавидела все эти отрезки в своё время. История повторяется дважды… Второй раз – в виде фарса…».

***

С тетрадями она расправилась только к сумеркам. Выйдя из учительского транса, Аня обнаружила, что у неё тяжело и тупо болит голова. Отчаянно хотелось принять горячий душ, но, насколько она могла судить, в распоряжении её был лишь замшелый колодец, можно сказать, почти на улице.

Она содрогнулась, представив ледяные струи. Словно отзываясь на её мысли, снаружи пошёл дождь. С первых капель он застучал дробно, хамовито и агрессивно. Небо окончательно заволокло – видимо, уже до утра.

Аня покрутила головой, разминая шею, хрустнула пальцами и, пошатываясь, выбралась из-за стола. В кухне глухо бормотал телевизор; уютно и сытно пахло доходившим апельсиновым пирогом. Антонина, кажется, иногда перекидывалась репликами с диктором, а может, говорила сама с собой.

Аня цапнула со спинки дивана своё полотенце, вышла в сени, нащупала в темноте галоши и толкнула чёрную дверцу. Та не поддалась. Аня толкнула сильнее, но дерево только натужно хрупнуло; посыпалась труха. Аня в сердцах пнула по двери изо всей силы, так, что соскочила калоша. Створка жалобно всхлипнула, и что-то грузно грянуло по деревянным доскам. Наклонившись, Аня разглядела тяжёлый железный замок, всунутый в ушко.

– Аня? Аня? – крикнула из кухни Антонина. – Что такое?..

– Антонина Ивановна, а можно ключик от дверей к флигелю? Я умыться хотела. С утра даже не заметила замка…

– Милая, что ж вы пойдёте под дождём-то? Умойтесь в кухне спокойно. Вот у меня тут тазик, шторка, вехотка, если надо. А я пойду пока в комнату, проветрю. Как вы? Закончили со школьными делами?

– Почти, – озадаченно ответила Аня. – А…

Хотела спросить «А почему вы дверь на замок закрыли?», но в это время в другую – входную – дверь постучали.

– Маруська! – всплеснула руками Антонина и бросилась открывать. – Здравствуй, Машенька…

Маша, стряхивая с волос капли дождя и складывая громадный чёрный зонт, задом втиснулась в сени и, шаркнув о высокий порог, сбросила низкие резиновые сапоги.

– Добрый вечер, Антонина Ивановна.

Без большого воодушевления и как-то устало поздоровалась, обернулась и встала, как вкопанная.

– Анна Алексеевна?

– Привет, Маш, – несколько неловко улыбаясь, поздоровалась Аня.

– Вы… как тут?

– Я тут живу, – усмехнулась она. – Антонина Ивановна любезно приютила, пока у меня со своим жилищем проблемы. Не всё так гладко у учителей.

Маша стояла, выпучив глаза и рассматривая Аню в спортивных штанах и вязаной кофте с джинсовыми заплатками и гоночной машиной из пайеток на животе. Аня отхватила эту шкурку где-то на распродаже: цена и материал отличные, ну а что до декора… что поделаешь.

Аня, в свою очередь, не без интереса смотрела на не по-школьному одетую Машу: в джинсах, каком-то растянутом, в торчащих нитках свитере и красных, в жёлтый горох носках. На голове у ней по-прежнему были две косички, но к вечеру они растрепались, и сейчас Маша походила на репейник или воробушка.

– Проходи, Маруська, – позвала Антонина. – Девочки, попьём чаю сначала? Все вместе?

…Это было очень странное чаепитие, напомнившее Ане перекус у Безумного Шляпника. Пирог был хорош: воздушный, пышный, тающий во рту, с лёгкой горчинкой цедры. Чай – кисловатый, травяной, с нотками чабреца и календулы, похожий на тот, что бабушка раньше заваривала на огороде. Посуда – аккуратные фарфоровые блюдечки, крохотные чашечки и серебряные вилочки-трезубцы. Сколько же у Антонины разных сервизов?.. Кроме того, на столе лежали аккуратные, накрахмаленные салфетки, розетки с разным вареньем и широкая, толстостенная хрустальная конфетница. Блики лампы играли на острых прозрачных краях.

Маруська и Антонина Ивановна вели какие-то великосветские разговоры; периодически Антонина давала Маше комментарии насчёт пользования той или иной вилкой. Аня, начав поедать пирог руками, почувствовала себя весьма неловко, но Маша принимала всё как должное и кивала, прислушиваясь к советам. Правда, в сочетании с её растянутым старым свитером выглядел этот странный урок этикета весьма сюрреалистично.

Когда пирог был съеден до последней крошки, Антонина рассказала о Бостонском чаепитии, затем – забавную историю о чаепитии в Версале, а затем встала из-за стола и объявила: