В последнее время – особенно.

– Где шлялась, например, – услышала она ответ. Никита демонстративно медленно оглядел её с ног до головы, а потом, точно его не удовлетворил осмотр, начал обходить со спины, вызывая неприятную дрожь.

Он нарушал её личное пространство. Олеся терпеть не могла, когда так поступают. Хотелось крикнуть, что это её территория, и приближаться ближе не стоит.

Она сжала губы.

– Тебя моя жизнь не касается! – резко бросила Олеся и развернулась.

Больше ей нечего было сказать Белову-младшему.

Она не успела сделать и шагу, как её схватили чуть повыше локтя.

– Как бы не хрен!..

Олеся была к такому повороту событий готова. Поэтому с силой дернула руку, на этот раз стараясь не растерять подарки.

– Не смей меня трогать! – прошипела она разъяренной кошкой.

Мужчина оказался ближе, чем ей хотелось бы. Она даже почувствовала его дыхание. На удивление свежее, без алкогольных паров. В последние встречи Никита заявлялся к ней «прилично» подшофе. С ним и с трезвым-то сложно разговаривать, а когда он пьян – вдвойне. Олеся из последних сил пыталась сохранить видимое спокойствие.

Уверенности придавали камеры, что выходили на парковку. Велась запись, которую потом можно будет предъявить в полиции.

Господи, о чем она…

О какой полиции ведет речь.

У генеральского сына прекрасные связи в правоохранительных органах. Она порог не успеет переступить, как ему уже сообщат.

Олеся снова выдохнула.

Красивое мужское лицо исказилось от ярости. Всё-таки с Белова-младшего слетела благодушие. Недолго он на этот раз продержался. Верхняя губа дернулась, точно в оскале.

– Слышь сюда, дрянь мелкая, – прорычал он, сильнее сжимая руку. На коже уже через пару часов выступят синяки. Олеся замерла. Тихо…Тихо… Без паники. Под камерами он ей точно ничего не сделает, не ударит – так сто процентов. – Когда я тебе звоню – ты берешь трубку. Когда я тебе пишу – отвечаешь. Когда говорю, что хочу увидеться – ты соглашаешься. Всё поняла?

– Пусти меня, Никита.

Он, точно её не слыша, дернул сильнее на себя.

Между их телами лишь цветы и конфеты выступали неким барьером.

– Ты меня поняла? – повторил он. В свете уличных фонарей его глаза выглядели устрашающе. Да и вся возвышающаяся над ней фигура – тоже.

– Я тебя слышу, не кричи.

– Не вижу, что ты слышишь! И, Леся… Не беси меня. Я тебя предупреждаю в последний раз. Не беси. Пожалеешь, девочка.

Сколько раз она уже жалела… Кто бы только знал!

– Я тебя услышала, Ник. Пусти. Ты мне делаешь больно.

На мгновение ей показалось, что последняя фраза подействовала на него отрезвляюще.

Хват ослаб.

– Ты подумала… над моим вопросом?

Олеся не без удовольствия отметила, что Белов-младший оборвал начатое предложение, тем самым выдав и себя. Не так он уверен в себе, как пытается ей показать.

Осторожно, не делая на этот раз резкий движений, едва дыша и чувствуя себя мышью, что крадется от кота, который лишь на мгновение прикрыл глаза, задумался, отвлекся, она высвободила руку и сделала шаг назад, тихо молясь, чтобы не зацепиться каблуком за провалы в брусчатке. Имелся печальный опыт, когда она чуть не упала.

– Подумала.

– И?..

Он переступил с ноги на ногу от нетерпения.

Её так и подмывало иронично засмеяться ему в лицо. А лучше плюнуть. Но тогда последствия будут необратимы.

– Мой ответ: нет.

Никита явно ожидал другого.

Золотой мальчик, не привыкший к отказам. Всё всегда к его ногам. Игрушки, развлечения, девочки. Олеся, к счастью, не видела, как он рос. Ей хватило его похождений и выходок уже в более сознательном юношеском возрасте. Хотя тут тоже поспоришь. Двадцать три года – для кого-то уже осознанная зрелость, умение принимать решения и отвечать за них. Олеся была бы несправедлива в отношении пасынка, если бы сказала, что тот по-прежнему остался безалаберным папенькиным сынком. К сожалению, после их знакомства им он перестал быть очень скоро.

Мужчина усмехнулся, обнажая идеально белые зубы. Олеся за последнюю неделю сотню раз просчитывала варианты того, как Белов отреагирует на её отказ. Гнев, ирония, угроза – она перебрала всё. Нарочитое безразличие тоже входило в её сценарий.

Саму Олесю штормило. Остатки сил стремительно покидали её. Она сказала «нет» и теперь приготовилась к отдаче. То, что она последует – Леся не сомневалась.

Серые глаза наполнялись ненавистью. Верхняя губа повторно дернулась, выражая всю степень презрения, которую в ту минуту испытывал к ней пасынок.