— Пойдем в парк, — попросил я.

По улице на костылях передвигаться было гораздо сложнее, чем по квартире, но Чарли все время была рядом, весело поддразнивая — «мой бедный раненый солдат». Вскоре я подобрал удобный ритм, напряженные мышцы расслабились, и впервые за минувшие две недели я почувствовал себя живым и бодрым. Словно арестант, которого только что выпустили из тюрьмы.

— В эти дни ты показала себя настоящей боевой подругой.

— Брось. Я просто чуть-чуть присматривала за тобой.

Мы вошли в ворота парка.

— Есть идея, — в глазах у Чарли мелькнули коварные искорки. — Можно поиграть в заключенного и тюремщика. Я добуду наручники и большую резиновую дубинку, а тебе арестантскую робу.

— Затейливо.

— Если будешь себя вести хорошо, то сможешь получить кое-какие привилегии. Но если будешь непослушным и дерзким…

— Иногда ты меня пугаешь, — отшутился я.

Парк был прекрасен. Заиндевелая кора деревьев блестела на солнце. Паутина ветвей четко вырисовывалась на фоне стальной голубизны неба. По озеру плавали льдины, и я вспомнил, как мы с Чарли занимались здесь любовью, несмотря на жуткий холод. А еще тут когда-то утонул мальчик… Интересно, что и в прошлый раз мне тоже припомнился этот случай. Я остановился, чтобы поцеловать Чарли, опираясь на костыли, а потом мы двинулись дальше, в кафе, где купили горячий шоколад со сливками и зефир. Мы уселись за столик, наблюдая, как дошколята гоняются друг за другом по траве.

— Ты любишь детей? — спросила Чарли.

— Детей? Конечно. Впрочем, пока еще я не готов заводить своих, но со временем — непременно. А ты?

— Я беременна, — коротко сказала она.

Шоколад застрял у меня в горле.

— Это шутка, — она грустно рассмеялась.

— Чарли! Не надо так больше шутить.

— Судя по реакции, определенно не готов. Но я вообще-то очень люблю детей. Иногда я вижу сны, в которых у меня есть маленький сын. Он одет в полосатую футболку, и волосы у него тоже рыжие. Сын держит меня за руку и говорит, что будет любить всегда-всегда.

— Это мило.

— Но мальчики никогда так не делают. Они всегда оставляют своих мам, — она задумчиво наблюдала за кружащимися девочками. — При этом не знаю, что бы я чувствовала к дочери.

— Уверен, что ты будешь прекрасной мамой. Станешь заботиться, кормить…

Она рассмеялась.

— Правда?

— Да. Вот так же, как за мной ухаживала.

Она взъерошила мне волосы.

— Ты мой маленький мальчик. Ведь ты не бросишь меня, правда?

— Никогда. Но мне как-то странно быть маленьким мальчиком.

— Да. Извини.

По дороге из парка мы обогнали женщину с длинными светлыми волосами, одетую в дорогое на вид черное пальто. У нее были острые скулы и огромные глаза. Я подумал, что она, наверное, модель.

— Ну что, приценился? — саркастически произнесла Чарли, когда женщина оказалась вне пределов слышимости. Словно щелкнул переключатель — и настроение моей спутницы мгновенно изменилось.

— Ты о чем?

— О той девушке. Я видела, как ты на нее пялился.

Чарли остановилась, и я тоже был вынужден замереть на месте.

— Пялился? О чем ты говоришь?

— Да ладно, я все видела! У тебя аж язык изо рта вывалился. Чуть ли не слюни пускал.

— Нет!

Она резко повернулась ко мне.

— Ну скажи, что не смотрел на нее.

— Чарли, это просто смешно. Посмотрел, конечно. Но…

— Так, значит, посмотрел?

— Да. Но это просто… Ну не знаю… Это как мимолетная оценка.

— Оценка?

Она почти кричала, и я оглянулся, обеспокоенный, что нас могут услышать. Стало неловко. Но, слава богу, поблизости никого не было.

— Ты не права, Чарли, — твердо сказал я. — Это же смешно. В чем ты меня обвиняешь? Я что — увлекся ею? Решил пойти за ней, познакомиться?

— Нет. Но ты хотел быть с кем-то вроде нее. Вместо меня.

«Что она такое говорит!» — меня словно окатили ледяной водой.

— Милая моя, ты самая красивая из всех, кого я когда-либо видел. У меня нет интереса к другим женщинам. Ни к кому. Честное слово. Ты просто с ума сошла.

Лицо Чарли исказилось странной гримасой. Ее палец уткнулся мне в грудь, и она прошипела:

— Не смей так мне говорить. Я не сумасшедшая.

И тут же зарыдала.

Я оперся на костыль, протянул руку и попытался привлечь Чарли к себе. Это было нелегко — она упиралась. Все мускулы ее были напряжены, спина стала твердой, как камень. Но постепенно Чарли сдалась, расслабилась и неловко обняла меня. Я шептал ей всяческие заверения, говорил, что люблю только ее и не хочу никого другого. Чарли наконец улыбнулась, попросила прощения и пообещала, что перестанет быть такой глупой.

Этот случай вселил в меня тревогу. Я и раньше замечал у Чарли склонность к ревности, но сейчас это была какая-то иррациональная неуверенность, нечто необъяснимое. Ну не мог же я и вправду с высунутым языком смотреть на случайную прохожую? Может быть, поступки Чарли продиктованы какими-то подсознательными мотивами? Я попытался представить, что бы я почувствовал, если бы мимо прошел эдакий мачо и Чарли осмотрела бы его с ног до головы, найдя его привлекательным. Мне бы это точно не понравилось. Однако все равно я не стал бы обвинять ее в желании лечь с ним. И не стал бы так расстраиваться.