И вот, продолжает военврач, пришел сегодня Колька в себя, оправился, смог говорить. А хлопчик шустрый такой оказался, говорливый. И рассказал странные вещи. Как, говорит, из погреба выскочил- помнит. Помнит, как мать вслед кричала, и взрыв слышал, и еще хотел руки выставить, чтобы упасть помягче - но не успел. А потом словно очутился в каком-то странном месте. Ну, привиделось ему в беспамятстве. И описал это место так подробно, будто и впрямь там побывал. Да... Такого нарассказывал, что военврач зa голову схватился. Много лет прошло, а я рассказ тот до сих пор хорошо помню. Вот, посудите сами.

Казалось Кольке, что стоит он в огромном полутемном зале за толстой гладкой колонной. Колонна желтоватая, теплая на ощупь - Колька все подробности приметил. И колонн таких много, идут они рядами во все стороны. Не помнил Колька, как сюда попал, только рассматривал все очень внимательно, потому что место было ему совершенно незнакомым. Ни в книгах такого не читая, ни мать не рассказывала, ни в школе про такое не говорили. Потолок высокий, светлый, а на нем разные причудливые узоры - растения какие-то, цветы, сказочные животные... Пол под ногами желтый и гладкий, и стоять на нем босиком приятно, потому что теплый пол. Зал огромный, и чего там только нет. Колька долго так стоял, прячась за колонной, все смотрел и удивлялся. А еще он одежде своей удивлялся - белая одежда на нем, простыня не простыня, не поймешь что, и руки голые.

И видит Колька в глубине зала большой белый ящик, каменный, с узорами, а на ящике блестящий желтый бородатый мужик - это Колька так рассказывал. Огромный мужик, тоже в простыне, лицо грозное, брови нахмурены. Статуя, одним словом. Мужик стоит на гарбе во весь рост, откинулся назад, держит в руках поводья, а везут эту каменную гарбу шесть могучих коней. Добрые кони, только чудные какие-то: на спинах у них большущие крылья. И мчится тот бородач в диковинной гарбе, еле сдерживая коней, будто бы по воде, потому что у колес каменные волны вздымаются. А вокруг этого каменного ящика с грозным мужиком вообще диво дивное: пол сделан как волны и в волнах застыли большие рыбы, и рты у них смеющиеся, и глаза из разноцветных камней, а на рыбах голые девки сидят. Ну совсем голые, как в бане. И рыб этих, и девок вокруг бородатого видимо-невидимо, штук сто, а то и больше.

И повсюду, куда ни кинь взгляд - белые ящики, а на них тоже мужики и девки, и совсем молодые хлопцы. Или вовсе голые, или в простынях. Даже страшно сделалось Кольке - целая толпа золотых людей стоит, совсем как настоящих, только окаменевших.

Рядом с Колькой тоже одна стояла, Колька ее подробно рассмотрел и даже потрогал. Молодая девчонка, ну может лет на пять постарше, только выше Кольки раза в два. Ноги босые, одета в простыню и веревкой подпоясана, а простыня совсем прозрачная и сквозь нее все-все видно. Хоть и металлическая девчонка, а теплая, как живая. Одна рука прижата к груди, другая опущена, и в руке зажата свернутая трубочкой тетрадка. Голова тоже опущена, волосы на затылке собраны в узел, и горит в узле большой зеленый камень. Губы девчонка стиснула и кажется - вот-вот заплачет.

Долго Колька эту девчонку разглядывал, еще раз дотронулся до босой ноги, погладил, словно утешил. И опять начал зал разглядывать.

Видит - сбоку пустое пространство, колонны расступаются полукругом, и возвышается посредине этого пустого пространства большой блестящий казан на четырех ногах, а в казане огонь горит. Неярко горит, словно давно его развели, а дров подбросить забыли. За казаном, у гладкой стены, стоит желтая плита, широкая, но невысокая, и на ней написано что-то непонятное. Огонь дрожит, буквы то ясно проступают, то пропадают в полумраке, но видно все же, что написано не по-нашему и не по-немецки. Совсем буквы незнакомые.

Долго колебался Колька, все хотел поближе подойти, в казан заглянуть, плиту потрогать, да не решался. Боялся выйти из-за колонны, оказаться на пустом пространстве. Переминался, переминался с ноги на ногу, на девчонку ту обиженную поглядел - и решился.

Только отошел от колонны - вдруг вдали, снаружи, шум какой-то, мычание, будто стадо идет. Заскрежетало, загрохотало, в далекой стене, прямо напротив бородатого, открылись высоченные двери - и стало светлее. Мотнулся Колька назад, спрятался за колонну.

Слышит чьи-то шаги. Должно быть, много людей идет, и мычание стоит такое, что эхо грохочет под потолком. Прошли мимо него человек двадцать в белых простынях, здоровенные смуглые хлопцы, и тянут эти хлопцы огромного черного быка. На рогах у быка веревки, упирается бык, мотает головой, скользит копытами по гладкому полу, мычит, приседает, ворочает глазами на статуи. Но хлопцам, видно, не впервой, потому что они со своим делом ладно справляются. Сзади другие, тоже в белых простынях, дрова несут перед собой, бережно несут, ступают осторожно, сторонятся быка. А за ними неторопливо шагают важные, бородатые, черноволосые, похожие на цыган. На них красивая длинная одежда, словно плащ-палатки, только расписные, с узорами. Плащ-палатки переливаются, волочатся по полу.

Подтащили хлопцы быка к желтой плите, ловко свалили с ног, уперлись коленями ему в бок, держат. Подошли бородатые, вынули из-под плащ-палаток короткие кинжалы и давай колоть быка.

Льется кровь на плиту, заливает буквы, брызжет на белые простыни тех, что держат, а бородатые знай плащ-палатки свои подбирают, чтобы не запачкаться.

Бык подергал ногами, стукнул в последний раз копытами по полу и затих. Те, важные, кинжалы свои хлопцам отдали, отошли, стали кучкой в стороне, переговариваются негромко. Хлопцы над быком столпились, орудуют кинжалами, бросают куски в казан, а другие дрова подкладывают.