Оллин шагнул внутрь, потянул за собой Айрис. Подвел к двум соседним дверям.

— Вот здесь гардеробная. Пока что она пуста, но, — притянул ее к себе, с наслаждением вдыхая нежный цветочный аромат, — завтра утром вызовем модистку. У тебя будет все, что нужно. А вот здесь ванная, ну и все прочее.

— Ох, Оллин, — Айрис внезапно поникла, — ты же знаешь, что мне надо на самом деле. Знаешь?

— И ребенок твой будет с тобой. Потерпи немного, пожалуйста. Еще чуть-чуть. Как только я вступлю во все права…

— Это правда? — Она испытующе вглядывалась в его лицо. — Это правда, ты не обманешь? О, он не будет тебе помехой, мой ангелок, клянусь.

Оллин поймал себя на том, что наверняка дядя стоит у дверей и за ними наблюдает. И от мысли о том, что кто-то видит их с Айрис, он едва не зарычал.

— Дай мне немного времени, — сказал твердо и отстранился, — просто верь. Клянусь, все будет так, как захочешь.

Потом он вернулся в свою спальню.

А хотелось остаться у Айрис и лечь с ней в кровать. Даже ничего не делать, просто прижаться к ней, закрыть глаза и плыть, плыть по волнам ее волнующего, но такого светлого аромата. Дядя удалился, еще раз предупредив о рабочем «завтра», Лилиан ушла еще раньше, видимо, осознав, что сегодня ей ничего интересного не светит. Оллин остался один, сбросил туфли и, пройдясь босиком по ковру, уселся на идеально Застеленную кровать.

Спальня была оформлена в соответствии с пожеланиями Артемиса. Сочетание нежно-лимонного и сочного фиолетового цветов, надо признать, было красивым и создавало интересный эффект. И ничего лишнего. Мужская спальня, никаких виньеток, никаких цветочков. Четкие линии, угловатые формы. Никаких балдахинов над кроватью. Оллин поднялся, заглянул в гардеробную и подумал о том, что утром попросит привезти новую одежду, а эту… ну хоть бедным раздать. Ему не хотелось носить вещи, которые принадлежали мертвому теперь человеку. Пропустив ванную, он по привычке заглянул в третью дверь, окинул взглядом знакомое красно-черное пространство. Его передернуло от выставки плеток, стеков, железных крюков, масок, кляпов и прочих интересных вещей. По-хорошему, надо бы и это выбросить, но… будет выглядеть подозрительно. Вот не мог Артемис Делайн вмиг сменить предпочтения. Не мог…

Он — почти правитель Рамелии. Наверное, сможет помочь многим ценой, в общем-то, малой крови. Правильно ли это? Или нет? Оллин не знал. Он уже совсем ничего не знал. Положа руку на сердце, ему хотелось вернуться на Эрфест, снова носиться по лесам, ловить рыбу в реке и снова встретить бегущую через лес светловолосую женщину.

Утром он кое-как открыл глаза. Голова была тяжелой, наверное, потому что смог заснуть только к рассвету. Да и проснулся не сам, в дверь настойчиво стучали.

— Артемис! — Дядя решительно распахнул дверь. — Поторопись, племянник. Через час конференция, затем подпишешь приказ о статусе модификантов, затем встреча с Хайтелем, Гленном.

Оллин кое-как оделся, причесался, и уже бегом догонял по лестнице Лайона, перепрыгивая через ступеньки.

Потом они были заняты делами. Он даже не успел с утра повидаться с Айрис. Единственное, что получилось, — распорядиться насчет ее гардероба. Дядя Лайон при этом так скривился, словно раскусил целый лимон.

На конференции, куда набилось репортеров столько, что яблоку негде было упасть, говорил в основном дядя. Говорил много и красиво, так, что его слушали, раскрыв рты. Оллин по большей части отмалчивался, напустив на себя мрачный и раздраженный вид. Впрочем, примерно этого от наследника и ожидали, судя по тем взглядам, что бросали на него. Под конец все же пришлось говорить. Ему задали вопрос, изменится ли его жизнь после того, как он чудом спасся в капсуле из взорвавшейся яхты.

— Разумеется, изменится, и не только моя, — мрачно заверил Оллин. — И, полагаю, все об этом узнают уже сегодня к вечеру.

Тогда посыпались вопросы — затронут ли изменения техническую инфраструктуру планеты, взаимоотношения с Джейфалисом, не выйдет ли Рамелия из состава Федерации, и прочее, прочее.

Лайон улыбнулся, весьма кровожадно, постучал ручкой по бокалу с водой.

— Уважаемая пресса, прошу тишины. Я полагаю, что у его высочества нет причин посвящать всех в подробности составленного законопроекта прямо сейчас. Всему свое время, господа. И, думаю, пора заканчивать общение, наследник едва пришел в себя после аварии.

Когда все разошлись, Оллин все же осторожно поинтересовался:

— А почему они спрашивали о возможности выхода из состава Федерации?

— Дураки потому что. — Дядя устало вздохнул и принялся раскуривать очередную сигару. — Консенсус высших никогда не отпустит Рамелию. Да и нужно ли это? Федерация, конечно, получает с нас немало, но немало и дает. Можно сколько угодно рассуждать о выходе из состава Федерации, мальчик мой, но надо понимать, что разговоры эти ведут люди, которые не жили до эпохи Федерации. Они попросту не знают, что такое голод, болезни и войны. Настоящие голод и болезни, а не вот это вот все…