— Он придет за мной, я знаю, — Вера больше не стеснялась собственных слез, позволяя им испортить отменный макияж.

— Тогда зачем просишь меня?

— Я…

— А я скажу «зачем». Потому что сомневаешься. Убеждаешь саму себя. Это ли не показатель того, что то, что между вами происходит, на самом деле не то, чего ты заслуживаешь? Ты ведь молодая девчонка, красивая. У тебя вся жизнь впереди. А Исаев мужик взрослый, прожженый, попортит только тебя и что потом? В петлю полезешь? Вы же дурные, девки, — он второй раз за вечер обратил внимание на Катю, — Чуть что — помирать. Но самое обидное, что вашу жертву никто не оценит.

— Я докажу вам, что вы ошибаетесь. Я обещаю, что докажу.

— Глупая. Глупая Вера, — Корф неожиданно притянул девушку к себе, целуя пропитанную насквозь лаком для волос рыжую макушку, — Ты вообще в курсе, куда попала? М?

— Пряников нас выкрал. Мы не должны быть здесь, Александр Валерьевич, — Вера робко задрала голову, всматриваясь в лицо мужчины.

— Грустно и наверно неправильно признавать тот факт, что вот такие девчонки как ты и твоя подруга — часть отлаженной системы. Империи, которая строится на людских судьбах. Выхода из этой системы два: вперед ногами, либо за большие деньги. И это не факт, что тебя не перекупят для дальнейшей эксплуатации, скажем так. У девчонок таких денег, понятное дело, нет. А у кого есть — они достаточно щепетильны в данном вопросе, никто не будет платить деньги просто так, лишь бы вытащить.

Вера затряслась в рыданиях, пряча итак зареванное лицо на груди у Корфа.

— Значит выхода нет?

— Выход есть всегда, Вер, запомни, — он ласково гладил ее по спине, успокаивая, — У меня нет сейчас свободных денег, чтобы выкупить не то, что вас двоих, даже тебя одну. Инвестировал все в новый бизнес. Но, знаешь, ты хорошая девчонка, с головой. Я конечно, попробую, что-нибудь сделать, но ничего не обещаю.

— Вы можете связаться как-то с Артемом? С Андреем? С кем-нибудь из них, — маленькая надежда снова замельтешила слабым огоньком.

— Ну, если ты говоришь, что они в отъезде — вряд ли. У меня нет прямого выхода ни на одного из них.

— Пожалуйста, я вас умоляю, сообщите кому-нибудь в ресторане. Они помогут, я вас прошу, не оставляйте нас здесь.

— Не реви, тушь вон потекла, ты теперь больше на пьющего Пьеро похожа, нос распух, ужас, — мужчина покачал головой, протягивая Вере салфетку из-под своей тарелки на столе. Вера шмыгала носом, пока вытирала лицо, смотрясь в отражение на столовом ноже.

— Спасибо, Александр Валерьевич.

— Пока не за что. А чего сама Исаеву не позвонишь?

Вера замялась, опуская руки на колени и тяжело вздыхая.

— У меня нет его номера.

Корф промолчал, но многозначительный взгляд сказал все сам за себя.

«А может действительно игра не стоит свеч? Послать все к чертовой матери, пока окончательно не втрескалась? Пару недель страданий по любви, которая себя не оправдала, зато потом как новенькая, м?».

Пусть только сначала вытащит из этого притона, патологический изменщик, грубиян и скотина.

К концу третьих суток, Вера окончательно отчаялась.

Барак, который больше напоминал колонию для осужденных не был предназначен для жилья, скорее для передержки. На окнах в «жилой» комнате, которые выходили на внутренний двор, скрытый высоким забором, стояли решетки, по периметру — металлические койки, от которых постоянно ныла спина. Вещи висели прямо на спинках этих коек, за неимением возможности перенести их в другое место — просто некуда. Вместо шкафов было несколько маленьких тумбочек, полки в которых уже давно были поделены между «старичками», кому не досталось — складывай куда хочешь, хоть под подушку. Некоторые в принципе так и делали, но вероятность, что ты найдешь там что-то на утро, сводилась к нулю. Вторая комната, которую называли кухней, лишь отдаленно напоминала ее: газовая плитка на две конфорки видела наверно еще последнего царя, небольшой обеденный стол, пара стульев и табуретка, которая ходила ходуном, грозясь развалиться в самый неподходящий момент. И все. Какие-то продукты, которые приносил Алик, хранили на подоконнике, «свистело» старое, деревянное окно, которое заменяло холодильник. Там был такой дубак, что когда девочки возвращались после «работы», закрывали дверь, снизу подталкивая под нее половую тряпку. Ванна тоже не блистала удобствами — такой же душевой поддон, как наверху, прикрытый голубой шторкой, которая то и дело падала, стоило только к ней прикоснуться. Поэтому, для того чтобы помыться, нужно было еще минут 10 поупражняться, как следует попотеть, чтобы вернуть эту голубую клеенку на ее законное место. Рядом была кабинка, где вместо привычного унитаза — напольный, вокруг которого вся плитка была залита мочой. А еще говорили, что мужики попасть не могут, вы вообще были в общественном женском туалете? Это же еще один филиал Ада на Земле.

Непроветриваемость помещения, затхлый, спертый воздух иногда доводил до исступления, смешивался с тянущимся из сортира запахом и медицинскими лекарствами.

Вера, сидя на своей койке, обнимала Катеньку, медленно покачивая ее в своих руках, которая простыла после холодильника и высокая температура не позволяла ей даже встать на ноги.

Атмосфера была стремная, что говорить, сложившаяся ситуация, как оказалось, никого не сплачивала — дедовщина процветала как в армейских казармах. Новеньких, в том числе и Веру с Катенькой «выдавили» в угол, сдвинув их койки в кучу.

— Отдай, ну. Ты же обещала, что больше не будешь, — заканючила Света, пытаясь вырвать инсулинку из девичьих рук, — Мне Доктор на две недели выдал, подсчитал все прошлый раз. Отдай.

— Да мы у него еще попросим. Я попрошу, — Диана, задрала руку, лишая Светку возможности дотянуться, — Светка, ну не жалей ты, подруга. Для дела ведь, — она оскалилась в улыбке и залезла на высокий подоконник, где уже сидела Лола, подогревая ложку над зажигалкой.

Диана и Лола были «старичками» и держали в напряжении большую половину там находившихся. Высокая, худущая как жердь Диана, на удивление пользовалась спросом у мужчин и ее постоянно заказывали в приватные кабинки. Вере хотелось думать, что это из-за ее красивых, чуть раскосых глаз, которые придавали ей экзотичности, на самом деле все было гораздо прозаичнее — она единственная из всех девушек делала горловой минет так глубоко, что у некоторых «заканчивался член». А еще она любила анальный секс. До усрачки, в прямом смысле. Мышцы перестали держать тонус, являя наружу то, что собственно должно быть «спрятано» внутри, как задумала матушка природа — часть прямой кишки вывалилась наружу и причиняла явные неудобства своей хозяйке. Вера нечаянно подслушала их с Лолой разговор в туалете и чуть не блеванула, бегом возвращаясь на свою койку. У Лолы, кстати, не было никакой экзотичности, которая была у ее подруги, но зато у нее была чисто русская большая жопа, за которую мужики хватались, где бы она не была. Эти двое жили в бараке дольше остальных, держась друг за друга, насколько это позволяли обстоятельства и от этого считали, что имеют больше прав и авторитета, нежели остальные.