Шрифт:
Игнат постарался нарушить мой обет молчания.
— Хороним кого-то? — спросил он.
Я промолчала.
Тогда он потянулся и улыбнулся. Нет, не мне, судя по всему, он начал лыбиться своим мыслям.
— О, а помнишь Ивана Васильевича, — сказал он. — Преподавателя, который историю преподавал на первом курсе?
Я лишь соглашаясь, качнула головой.
— Я тут вспомнил, как он попытался стереть с доски старые записи, губка была сухой, тогда он психанул и ударил этой губкой о доску. Поднялась пылища и он начал чихать. В итоге еще и пару отменил из-за этого. Помнишь?
Я снова покачала головой и продолжила жевать.
Судя по всему, ему показалась, что этот его приступ ностальгии пришелся мне по вкусу. Он на час, если не больше затянул знакомые мне и пересказанные до дыр истории. Да, до дыр! Огромных таких сюжетных дыр. Казалось, он рассказал родителям эти истории столько раз за последний месяц, что сам начисто позабыл, как там все начиналось и чем закончилось. Сказочник, одним словом.
Хотя наблюдать за ним было забавно. Он казался воодушевленным и непривычно ребячился, парадируя своих тогдашних собеседников. Ничего томного, властного и интригующего в нем в тот момент не наблюдалось. Еще бы футболку надел, а то это проигрывание грудными мышцами сбивало с толку.
Дом все также ходил из стороны в сторону. За последние часы меня столько раз бросало в пучину разнообразных чувств, что развалить этот дом на части прямо на мою голову, мне было бы все равно.
«И когда он успел так накачаться?» — задумалась я. — «Хотя я впервые увидела его без футболки, но мне всегда он казался обычным бычком. Вы только посмотрите на него: он и отличник, и красавчик и атлет — возьми, да дай…. Что за ерунда в голову лезет? Совсем одурела, пора бы на боковую».
— Я спать, — сказала я и поднялась из-за стола.
Ветер взвыл пуще прежнего и дом, казалось, надломился, точно печенька. Я села на место.
Игнат протянул мне бутылку.
— Выпей, а то в углу всю ночь просидишь, — сказал он и пошел подкинуть дров в печь.
Я выполнила то, что он сказал, и залпом заглотила чуть меньше половины бутылки. Собственно, как говорится, до дна!
За окном снова раздался вой. Стены пошли ходуном. Я испугалась и поджала ноги. Опять вой. Свет мигнул несколько раз и погас.
— Ну, все, нам конец! — выпалила я, дрожащим голосом.
– Не драматизируй. Сейчас выйду, посмотрю, может, у соседей тоже света нет. Если так, значит, скорее всего, дело в подстанции.
— Хорошо, — согласилась я и обняла колени.
— Ага. Фонарик включи, а то я прибор ночного видения дома оставил.
— Смешно, — укусила его я.
— Я знаю. У меня все хорошо с чувством юмора, если ты не заметила.
— Не заметила.
— Заметишь еще.
Он накинул куртку и ботинки, а после попытался выйти. Дверь не подчинилась.
— Завалило нас, Аня, — сказал он. — Остались мы только вдвоем на отшибе, без света, интернета и надежды.
— Совсем дурак. И это я по-твоему драматизирую?
— Я же шучу, — усмехнулся он и скинул с себя лишние вещи. После сделал звонок.
Предупредив отца о том, что выйти мы не можем, Игнат проверил печь и включил на телефоне медленную музыку.
— Делать нечего, может, потанцуем? — предложил он.
— Я не танцую, — ответила я.
— Ты весь первый курс по клубам шаталась, — подметил он.
— И что?
— Да ничего. Перед отморозками клубными тоже так ломалась? — спросил он как-то надменно.
— Ты чего несешь? — возразила я. Слова его, честно признаться, звучали очень обидно.
Игнат силой поднял меня со стула и поставил перед собой. По дому разнеслись латиноамериканские мотивы, что перемешивались с треском дров и песнями стихии.
Он прижал меня к себе, вложив мою руку в свою, а другой рукой скользнув вниз по моей спине.
— Повторяй за мной, — зашептал он и я подчинилась.
Показалось, что песня, которую он включил, играла по кругу. Мы делали плавные шаги, и я на свое удивление каким-то чудом не наступала ему на ноги.
Стало жарко.
— Зря ты подкинул дров, — сказала я. — Изжаримся же.
Тогда он отступил на полшага и легким движение сорвал с меня футболку, оставив в одном лишь бюстгальтере.
— Теперь мы на равных, — сказал он.
— Не совсем, — угораздило меня ответить. Я и подумать не могла, что все обернется так.
В следующую же секунду на пол упал мой бюстгальтер, точно он — осенний лист. Губы Игната впились в мою грудь, а руки вцепились в бедра, словно два капкана — и больно, и сладко одновременно. Я почувствовала, что налилась труднопреодолимым желанием, потому будучи не в силах сдерживать себя, оттолкнула его из последних сил, от греха подальше.