Но, пожалуй, я увлеклась… Что же в реальной жизни? Все просто. Будучи ребенком, он имел талант к музыке. Ему прочили будущее великих… Автоматная очередь все изменила. После травмы позвоночника руки не смогли двигаться подвижно и плавно, как ему хотелось. Он мечтал о божественном Олимпе в музыке – на меньшее не был согласен. Если нет такой возможности – стать богом в музыке и передать все звуки мира, дневного и ночного – можно стать кем-то вне нее.

Кто сказал, что слепой не может научиться видеть, а инвалид – ходить?! Пустяки! Кто сказал, что человеческий мозг не может воспринимать информацию в таком объеме? Ерунда! Наконец, кто выдумал, что тело нельзя научить не умирать? Еще как! Все можно… Каждый творит судьбу по своему желанию…

Вы знаете, мне повезло в жизни. Я повстречала людей с сердцем, оголенным до крайности. У них ничего не может быть наполовину: либо все, либо ничего. Все – это любовь. О ней не кричат, не дают клятву, что она вечная… Просто для них по-другому жить – не дано. Странные – может быть. А может, и нет. Ведь доказывать, что день – это день, а ночь – это ночь не надо. Зачем же нужно ежечасно клясться в вечной любви. По-моему, абсурд…

Все, словно по команде, повернулись к Ритусу. Он спокойно смотрел на Татьяну.

– Все вроде бы ни о чем? – спросил он.

В ответ она пожала плечами.

Ритус познакомился с домашними, оценил обстановку, пролистал написанное… Наконец, вечером они уединились на кухне. За очередной чашкой чая Татьяна спросила:

– Так что?

– Не знаю. Честно. Так плохо мне еще не было.

– Давай разберемся во всем по порядку. Первое – это Юли и его заморочки. Артур. Иоганн. Катя. Наташа…

– А что Наташа? – перебил Ритус.

– Она, конечно, не знает, что Соня – твоя дочь?

– А ты-то с чего взяла, что она моя дочь?

– Ну, если ты приехал поесть торт, то он съеден, а я хочу спать, а не выслушивать бред умопомешанного…

– Не понял, объясни, черт возьми! – взорвался Ритус.

– Что ты просишь объяснить, братец? Ты, вероятно, забыл, что мы в какой-то степени, действительно, брат и сестра, а значит, можем чувствовать друг друга…

– Нет, не забыл. Я, во всяком случае, не читаю твоих мыслей.

– Можешь прочесть, ничего страшного.

– Меня сейчас интересует, что делать с мальчиком, которого спасла Наташа.

– По-моему, надо поговорить с Иоганом. Что за дурость – отпустить жену. Она, видите ли, страдает. А он нет? Да и вообще настойчивее надо быть. Я это по своей жизни знаю. Если бы не смалодушничала, сейчас не сидела бы здесь.

– Помочь? – спросил Ритус.

– Пока не знаю. Попробую сама. Если уж совсем ничего не получится, тогда позаботишься о детях.

– Кто из них?

– Что кто? Ах, кто будущий Мастер? Не знаю. Раньше казалось, что средний. Теперь на распутье – возможно, и старший. Не знаю. Не могу определить. Как-то все перемешалось в жизни.

– У тебя здесь нет друзей.

– У меня их никогда и не было, не считая тебя.

– Я же предлагал тебе пойти в ЭСВ.

– Хотелось сделать что-то самой.

– Ты уже сделала. У тебя трое сыновей. Нас прославишь.

– Ты думаешь, люди поверят в ваше существование?

– Не знаю. Во всяком случае, задумаются. И знаешь что, не говори, что все однотипно и финал только хороший. Вспомни Риту, Виталия…

– Не могу писать о смерти.

– Почему?

– Слишком больно переживать. Ты же знаешь: самому умереть легче.

– Да. Так значит, от помощи отказываешься. Может, телефон оставить?

– Нет. У меня сразу появится соблазн воспользоваться твоей помощью, что я и сделаю бессовестным образом.

– А так будешь жалеть…

– Разумеется. Я всегда сожалею о том, что не сделала, а тем более о том, что сделала…

Они рассмеялись…

Как это началось, уже никто не помнил.

В 1981 году в село Б…, что находится в центре Черноземья, Станислав Карлович Бланки привёз десятилетнего сына, который… должен был умереть. У жены Бланки, Светланы Юрьевны, не было сил, ни физических, ни моральных, наблюдать за тем, как на её глазах умирает ребёнок, ещё один. Врачи ничего не могли сделать. Всё, что им удалось, – частично восстановить зрение.

Бланки попросил обычную русскую старушку по имени баба Катя присмотреть за умирающим, оставил номер телефона, пообещал приехать при первой необходимости, дал денег. Он вернулся через месяц. К своему удивлению, обнаружил, что сыну хуже не стало. Баба Катя поинтересовалась, можно ли ей полечить ребёнка травками. Ещё через месяц сын делал первые неуверенные шаги. Станислав Карлович боялся сглазить, решил не говорить жене раньше времени.

В свой третий приезд мужчина познакомился с несколькими мальчишками и девчонками, подружившимися с сыном. Они не замечали его недостатков. По вечерам допоздна засиживались около костра в ожидании пёкшейся картошки или варящейся ухи; рассказывали, как водится у детей, страшные, на их взгляд, истории, хохотали до упада, пели песни, иногда сочиняли их сами, упражнялись в меткости (картошкой по пустым банкам) – одним словом, дурачились.