– Я принимаю дары моего нового друга и брата Шаррума с радостью, что наполнила моё сердце подобно тому, как вино наполняет кубок.

Поправив широкополую матерчатую шляпу сложного фасона, украшенную золотым обручем с многочисленными рисунками и надписями, прославляющими достоинства его предков, князь напустил на своё лицо самое радостное и благодушное выражение.

Разговор о торговле, осуществлять которую предстояло при помощи караванов, принял более практический характер. Трудности, неизбежные при путешествиях через весь континент, представлялись князю Ийан и его советникам весьма значительными, однако Огиш самоуверенно отмахнулся от всяческих возражений на эту тему.

– Торговля, которой покровительствует Энлиль, всегда будет преуспевать.

Князя разбирало любопытство, и посол немедленно удовлетворил его.

– В Магасакре, крупнейшем поселении в степи, открыт наш храм. Правитель тамошних земель, Манугир, поклоняется Солнечному Огню, и Энлиля он счёл вполне достойным носителем такой силы. Мы не видим никаких различий между существующими религиями.

Что-то в речах жреца показалось Хароду подозрительным. В его мыслях уже сформировался ответ, который мигом указал бы Огишу, его богу Энлилю, да и Шарруму тоже, на их законное место, однако перспективы, которые открывала торговля с Западом, показались ему слишком заманчивыми, чтобы разрушать их единственной несдержанной фразой.

– Ийан не станет молиться чужим богам. Это моё первое, последнее и единственное слово.

Неожиданно холодный тон князя, казалось, смутил аккадское посольство. Харод, не позволив им выступить с возражениями, заявил:

– Однако подданные моего друга и брата Шаррума, пребывая на нашей земле, должны иметь возможность молиться своим богам, и мы, конечно, окажем вам всю необходимую помощь в постройке небольшой молельни.

Огиш, в чьих тёмных глазах, загорелся огонёк понимания, широко улыбнулся и поклонился. Посольство, пятясь, покинуло дворик.

Харод нахмурился. Ему ещё предстояло выдержать нелёгкий разговор со своим первым советником.

Одинокий каяк с двумя путешественниками на борту двигался на юг по спокойному, словно озеро, Льдистому морю. На удивление тихая погода стала причиной, по которой Тонгир и Бю-Зва преодолели значительную часть пути. Неопытный поначалу в обращении с двухлопастным веслом, дорру никак не мог привыкнуть делать абсолютно одинаковые, умеренные усилия, загребая то слева, то справа, отчего лодку раскачивало и понемногу сносило в сторону. Он быстро уставал и никак не мог понять, откуда у хрупкой девушки, задающей темп, взялась такая выносливость. Однако Бю-Зва, обладавшая, несомненно, меньшей физической силой, лишь звонко рассмеялась в ответ на вопрос своего спутника.

– Тебе нужно меньше стараться. Пусть весло само машет – отправь его вслед за моим.

Девушка надолго умолкла, и Тонгир, уже привыкший к её молчанию, мог лишь сердиться и пыхтеть от перенапряжения. Руки его отяжелели от гребков, сила которых, как он понимал, являлась избыточной, и плохо повиновались. Наконец, когда парню уже пришлось стискивать зубы, преодолевая усталость и боль в мышцах, он расслабился и стал, не думая ни о чём, подражать Бю-Зва. Как ни странно, вскоре пришло ощущение, что онемение исчезло, и весло движется будто само по себе, словно зачарованное, не требуя ни малейшего напряжения.

Ликуя, Тонгир пустил воинственный клич – и тут же осёкся. Звуки, неожиданно громкие, эхом отозвались в ушах и далеко понеслись над волнами.

– Тише, Волосатое Лицо, а то разбудишь Белого Змея. – Бю-Зва сделала предохраняющий жест, которым обычно пользовались саанимы для защиты от порчи и дурного глаза.

Тонгир, вне себя от счастья, что обрёл новую способность, не обратил внимания на слова Бю-Зва, однако почувствовал, что та может оказаться права. Опытный мореход, как и все дорру, он знал: море не может оставаться спокойным слишком долго, и наибольшее затишье обычно случается перед бурей. В то, что их каяк может выдержать шторм, не верилось; сердце Тонгира болезненно заныло при мысли, что с девушкой может что-то случиться. За себя он не боялся, так как по всем дорру, отправлявшимся в поход, на берегу справляли похоронный обряд.

– Я – покойник с десяти лет, – сказал он девушке, когда они остановились для того, чтобы поесть. Объяснив той, в чём дело, он заметил, как округлились от удивления её глаза.

– До чего у вас странные обычаи. Не зря дорру называют сумасшедшими.

– Да… и ещё бешеными – Он замолчал, чувствуя неловкость. Набеги дорру на прибрежные поселения саанимов унесли множество жизней её соплеменников, включая и ближайших родственников.

– Можешь не извиняться, – сказала она вдруг, словно читая мысли Тонгира. – Ты стал причиной гибели моего будущего свёкра, а жениха ограбил, украв каяк… и меня. А отец…

Она не выдержала и расплакалась, и все попытки Тонгира хоть как-то утешить свою спутницу потерпели неудачу.

Вскоре, оттолкнув дорру, она вытерла слёзы самостоятельно; взяв ещё один кусок вяленого мяса, девушка, широко улыбаясь, впилась в него белыми зубами.

– Теперь ты – мой мужчина, и обязан обо мне заботиться.

Тонгир едва не подавился, услышав подобные речи.

– И ты бы хотела стать спутницей дорру? Когда мы окажемся на том берегу Льдистого моря, в первой же деревне, наверняка, найдётся множество молодых парней, которые захотят сделать тебя хозяйкой своего жилища.