Шрифт:
– Когда-нибудь она сама поделится с нами воспоминаниями.
– Ага, поделится – если не свихнется окончательно.
Чавканье 20 возобновляется.
– Дружок, давай ты…
– Я не свихнулась, 17, – неожиданно подает голос 744. – Разум мой чист, как никогда. Ибо только теперь можно с уверенностью сказать, что я – это я. И никто другой.
Глаза мои, совершенно непроизвольно, закатываются до самого затылка.
– Вот об этом и речь.
1
– Помнишь, как мы с тобой познакомились, 744? – поворачиваюсь я к ней.
Помнит ли?
Я спросил ее тогда, во время нашего первого разговора: «Знаешь, как отсюда сбежать?»
Спросил, не ожидая и не требуя ответа.
Спросил для того, чтобы понять: почему 5 так настоятельно упрашивает меня взять ее, увечную, под защиту?
– Единственный способ сбежать, – уставилась она в драный желтый линолеум, – это сбежать в минуту великой неразберихи.
Девчонка подняла голову – и я подумал, что она, определенно, блаженная.
Но отнюдь не беспомощная.
Ещё подумал, что 5, возможно, прав. Она пригодится нам.
– Помнишь, как мы с тобой познакомились, 744? – поворачиваюсь я к ней.
– Помню, – кивает она, не притрагиваясь к еде. – Помню. Старик явился на четвертый день моего пребывания в лагере, незадолго до пробуждения заключенных, и велел идти следом.
Я послушалась, ибо 5 был старостой соседнего общежития, ибо лицо его было лицом доброго человека, ибо я всегда была ведома теми, кто излучает свет и тепло.
Мы шли осторожно, от стены к стене, от столбов для порки к позорным столбам.
Не перешептывались.
Огни прожекторов потеряли свою силу, и потому сонные охранники на вышках не заметили нас – они заметили лишь облепиховую зарю, ласкали взглядами растворяющийся в отблесках месяц.
Красота граничила с уродством. Уродство казалось красивым. Я пыталась понять: свободны ли заключенные во сне, или ночь для них является продолжением дневных пыток?
Ответа у меня не было.
Заключенные не рассказывали о своих снах. Если они и видели в них что-то плохое – то поутру умывались печалью. Если же видели что-то хорошее – то всё одно поутру умывались печалью.
Проскользнув внутрь соседнего общежития, в царство приглушенных голосов и согбенных шей, мы поднялись на второй этаж и остановились у двери, похожей на десятки других дверей.
Оглянувшись по сторонам, 5 взялся за ручку – и в тот же миг, вспышкой молнии, громом среди ясного неба, мне вспомнились обнажившиеся доски древней гостиницы, по которым эта самая рука стучала тысячу лет назад.
– Какие такие доски? – не понимает 20.
– Те, что подарили убежище в канун падения старого Города.
– Так и было, – с грустью подтверждает 5. – Так всё и было. Помнится, штукатурка усыпала наши волосы. Эх, не довелось мне починить здание. Не довелось… Больно-то как, а? Осознавать, что старый Город разрушается теперича не с нашего благословения, но с благословения тех, кто считает себя его новыми хозяевами?
– Дальше-то что? – торопит 17. – Ты пришла к 1. И что ты ему сказала?
– Сказала, кто я.
– И кто ты?
744
– Я – это я.
– Действительно, – серьезно произносит 17. – Вот же тупой вопрос! Ты – это ты. А 20 – это 20. И потолок – это потолок.
– Дьявол, – ворчит 5. – И артроз – это артроз. Ни с чем не спутать.
Друзья мои смеются, но они не понимают, что большего говорить и не нужно. Они не догадываются, что тот, кто ищет чистую, обыкновенную правду, найдет ее в самом коротком ответе.
Слова обманчивы, как отбойные течения, а речь, какой бы глубокой и длинной она не была – не может передать сути, ибо речь – не более, чем искаженное воспроизведение внутренних переживаний. Мне не нужны признания и откровения, я прекрасно вижу, ужасно чувствую каждого в этом мрачном подвале
1 сидит прямо, моргает раз в полторы минуты, разум его утомлен, но не расслаблен
редкие зубы 5 сжаты до боли в деснах, тревога за близких пронзает насквозь
17, точно обреченный на повешение, улыбается одними губами
исцарапанные пальцы 20 быстро перебирают деревянную фигурку кота
303 обнимает себя руками, теряется и тонет в своих страхах
Я читаю их.
Глаза, морщинки, движения плеч.
Ритмы дыхания говорят о скорости сердцебиения, скорость сердцебиения меняется в зависимости от мыслей.