– Нет, знаешь… – она сжала его ладонь. – Я ведь так и не сказала… Этого мало, конечно, но все равно: спасибо тебе за все.

 – Ерунда. Нет, Олег, не ерунда. Я вряд ли когда-нибудь отблагодарю тебя, но…

 – Есть один способ, – он подмигнул и сделал выразительную паузу, от которой у Айи пересохло во рту.

Он ведь не?..

 – А вот и нет, совсем не то, что ты подумала? – самодовольно ухмыльнулся Олег.

 – Почем ты знаешь, что я подумала? Ты не умеешь читать мысли.

 – Зато я знаю тебя, как облупленную. И уж точно ты не подумала о том, чтобы весь следующий месяц мыть посуду, – он игриво подтолкнул ее в спину. – Ну же, мать! Не кисни! Поехали домой.

 – Может, прошвырнемся? – предложила Айя: холодный воздух был ей сейчас как нельзя кстати.

 – Может, и прошвырнемся… – и он повел ее к парку.

На улице ей становилось легче. Она меньше думала о тех, кто терзал ее мысли целыми днями.

Бабушка. Ее спасли, но она до сих пор лежала в медикаментозной коме… Казалось, с чего ее жалеть? Сама чуть было не провалила задержание. Ну кто толкал ее за руль и под нож? Зачем она внушила Олегу какую-то глупость? А в том, что майор, человек с огромным опытом, сам бы до такого не додумался, Айя не сомневалась. Чувствовала влияние бабушки, хотя Олег молчал.

Без его помощи, конечно, не обошлось. Он вытащил ксиву в больнице, хотя терпеть не мог козырять служебным положением. О чем-то долго говорил с реаниматологом. Похлопотал, чтобы Айю пустили к бабушке. А толку? Если она и правда могла кого-то исцелять, то только внушением, так сказала профессорша. Что-то про информационные поля… А какие поля, если человек не проявляет признаков малейшей умственной деятельности? Врач объяснил: была большая кровопотеря, мозг обескровлен. И нельзя дать никаких прогнозов насчет того, что будет с доктором наук дальше. Придет ли в себя? Вспомнит ли Фрейда или на кого там положено молиться психологам? Или даже не сумеет донести ложку до рта?

Но больше всех Айю беспокоил Миша. Она часто видела во сне его подростком. Видела детский дом, старших ребят, которые нападали на него и травили… И всякий раз вступалась. Не могла видеть, как над ним издеваются.

Олег устроил им свидание, и Айя долго говорила с другом. Хотела понять, что пошло не так. Конечно, сначала она злилась и на себя, что сразу не увидела тревожных симптомов. На чужих жертвах собаку съела, и не разглядела маньяка у себя под носом…

Тем вечером, у него на кухне, она перепугалась. Сначала не поверила своим глазам. Изо всех сил пыталась отогнать дурные мысли, даже села ужинать… Но как ни старалась, не могла проглотить даже кусочка, еда на тарелке будто бы отдавала мертвечиной. Извинившись, она метнулась в Мишину комнату, заглянула в шкаф и обнаружила в углу, за остальной одеждой, спецовку дворника. Вспомнила запах, который навязчиво лез в ноздри во время прошлого визита… И поняла: свою бабушку Миша так и не смог простить. Ни бабушку, ни квартирную хозяйку.

И в тот момент кто-то словно выключил ей все эмоции. Страх, злость, омерзение… Все исчезло, как по щелчку пальцев. Она нащупала в кармане скомканную визитку Савчука, украдкой взяла из коридора трубку городского телефона и в ванной, под шум воды, назначила лейтенанту встречу. Она не помнила номера Олега наизусть, да и не стала бы ему звонить. Он психанул бы, все испортил… Собственно, это он в итоге и сделал. Кто ж знал, что Савчук сам опоздает, зато подставит Горыныча?

Когда Олег побежал к ним с Мишей, у нее все оборвалось внутри. Весь ее план полетел к чертям. Она нарочно вывела бывшего друга на улицу: знала, быстро бегать он не умеет, а дома у него может быть припрятано оружие. Больше шансов кому-то навредить… Она рассудила: увидев полицию во дворе, Миша не успеет запаниковать и натворить глупостей. Он держался спокойно и даже самодовольно. Видно, избавившись от хозяйки, которая постоянно давила на него, почувствовал себя хозяином положения. Шутка ли! Столько жертв – и никому даже в голову не пришло его заподозрить. Ушел из-под носа у следователя по особо важным. Как тут не зазнаться? Конечно, пара машин с мигалками его бы не спугнули. Он был уже в мечтах о будущем: весь ужин твердил о том, чтобы поехать с Айей в Питер, найти квартиру, зажить по-другому… И если бы все пошло по плану, если бы Савчук приехал вовремя и взял Мишу тепленьким, раздобревшим от мечтаний, тот бы даже не дернулся, пока не услышал щелчок наручников за спиной.

Но эти двое… Олег и бабушка… Они как будто соревновались в сумасбродстве. Бежать к маньяку и орать через всю улицу? Пожалуйста. Подрезать его и начать хватать его за руки? Будьте любезны. Откуда Айе было знать, что Миша таскает в кармане складной ножик? Хотя… Могла бы и догадаться. Всю жизнь он страшно боялся хулиганов. Олег сказал, в другом кармане был перцовый баллончик.

Она снова и снова прокручивала в голове эту сцену, и с каждым разом все крепче задумывалась о том, что Миша ранил профессоршу не просто так. А эти его слова… «Ты еще скажешь мне спасибо»… Когда Капитан Джек засыпал, Айе казалось, что она снова слышит этот шепот. Что он имел в виду? Ведь он даже не знал о существовании старшего поколения Крюковых в лице доктора психологических наук. Да и потом на все вопросы только пожимал плечами:

 – Не знаю, зачем я это сделал… Да, увидел ее впервые. Нет, ничего такого не говорил…

В глубине души Айя надеялась, что Мишу признают невменяемым. Просто не хотела верить, что ее Миша, ее друг, ее пухлый очкарик может убивать людей сознательно. Ведь он не злой, она это всегда чувствовала… С таким волнением ждала результатов судебно-психиатрической экспертизы… Но вердикт разрушил все: «Вменяем. Отдавал себе отчет в действиях».

 – Тоже будешь читать мне мораль? – спросил он, когда Айя впервые пришла его навестить в изолятор.

Сидел в клетке, выкрашенной дурацкой голубой краской, спокойный, словно ничего особенного не произошло.

 – Миша, почему?

 – Ты ведь не будешь реветь, да? Не надо. Это мое дело, тебя это не должно касаться.

 – Не буду я реветь! – огрызнулась она. – Я никогда не реву. Я просто понять хочу…

 – Бесполезно.

 – Рискни!

Он вздохнул задумчиво и заговорил. Даже спустя годы Айя помнила его историю.

 – Знаешь, что меня всегда бесило? – он сделал паузу, но явно не ждал ответа. – Вот это правило: «уважайте старших». Ты ведь понимаешь, что это бред, да? Ведь человек не становится лучше от того, что состарился. Наоборот, вся дрянь, которую он накопил за жизнь, прет с удвоенной силой. Ну дожил ты до восьмидесяти: сиди и радуйся! Не мешай другим! Но они только и делают, что требуют. Уважения. Послушания. Ухода. Внимания. Требуют и жалуются, жалуются и требуют… Все должно вертеться вокруг них. Вот скажи, что мне сделала моя бабка? Ни-че-го. Она ни разу не сидела со мной, когда я был маленький. Запиралась в своей комнате, читала… Черт ее знает, что она там делала. Главное, чтобы ее никто не трогал. «Мишенька, не шуми, бабушка отдыхает!» «Мишенька, нельзя брать бабушкину кружку…» – передразнил он тоненьким голоском кого-то из родителей. – Ты думаешь, она помогла мне, когда их не стало? Ничего подобного. «Бабушка разволновалась, бабушка в больнице»… Чихать она хотела на остальных. Разволновалась она… Она бросила меня в этот сраный детдом, как мусор, – он закатал рукава, показывая белесые следы от сигаретных ожогов. – Думаешь, я смогу когда-нибудь это забыть?