Когда Лексус господина Ротенгофа преодолел 20 километров от Эринтсвагена, и уже огибал озеро Лауэрц-Зе, утреннее веселое солнце спряталось за облака, которые хмурились, как брови Эдуарда. Ощущалось приближение непогоды. Роза напряженно присела на сидения, скованная внезапной тревогой. Эдуард почувствовал необъяснимое беспокойство дочери, и с облегчением выдохнул, когда увидел вдали дом, предположительно принадлежавший доктору Стурлссону.

Корнелий в старомодном бежевом свитере с вязаными косичками вышел их встречать. Он стоял около ворот и активно махал руками Эдуарду, показывая, куда припарковать машину.

– Добрый день, господин Ротенгоф! Проходите скорее, кажется, природа собирается буянить, - доктор взглянул на тучи над головой и весело протянул ему руку для приветствия, но пожалел, как только ладонь Эдуарда сжала его артрозные пальцы.

Мужчина кивнул в ответ и, руководствуясь приглашением, вошел на участок Корнелия.

С тоскливой улыбкой доктор помахал рукой, унимая боль и одновременно здороваясь с его дочерью:

– Фрау Ротенгоф, рад встрече! Как ваше самочувствие?

– Я думала выяснять это - ваша работа, - сказала девушка и прошла мимо него.

Эдуард стоял около свежевскопанных грядок и осматривал владения Стурлссона:

– Недурственный участок, - заключил он, бросая недоверчивый взгляд на облезлую сетку-рабицу, - вы деньги зря не тратите, Корнелий. Вам бы только забор сменить…

– Конечно, но не все сразу, - Корнелий подбежал к дому и открыл двери перед гостями.

– Разумеется. Я думаю, вы сможете обустроить это место должным образом, - Ротенгоф интеллигентно улыбнулся и вошел внутрь, пропустив вперед дочь.

– Роза, мне необходимо будет поговорить с твоим отцом наедине, - Корнелий обратился к девушке, - это не займет много времени, пока могу предложить чаю.

– Ну, только если у вас есть печенье, - Роза перестала увлеченно разглядывать и трогать вещи Корнелия, висящие в гостиной, и обратила на него внимание.

К счастью, у доктора Стурлссона оказалось в доме печенье. И даже несколько разных видов.

Он проводил девушку на кухню, заварил чай и поставил перед ней все свои запасы, а затем удалился в свой кабинет вместе с её отцом, прихватив свою записную книгу.

Эдуард вошел, но неуместно мялся у входа, не зная, куда себя деть. Он немного нервничал. Хотя нет, он себя обманывал. Эдуард был в ужасе. Ему казалось, что на подмышках его рубашки вот-вот выползут подлые потные пятна предательства его эмоций. Он сделал лицо сердитости и безразличия, которым всегда скрывал переживания. Это немного помогло ему собраться, однако до кресла перед столом Корнелия он добрался не слишком изящно.

– Вы в порядке? – уже устроившись напротив, Корнелий взглянул на него поверх очков с подозрением.

– …Э-э, Да…да – Ротенгоф закивал головой и нарочито расслаблено закинул ногу на ногу, но в полёте носок туфли задел мусорное ведро под столом Корнелия.

– Ох, Господи, извините! – мужчина вплеснул руками и хотел броситься приводить все в порядок, как напортачивший школьник.

– Господин Ротенгоф, ну что вы! Глупости! Я потом сам все приберу, не переживайте! – остановил его действия доктор Стурлссон.

Эдуард вздохнул, распрямился, пригладил на себе рубашку с галстуком и, снова взяв под контроль ум и тело, спокойно спросил:

– Что вы хотели спросить, доктор Стурлссон?

– Ну для начала, как таблеточки? Они, конечно, накопительного действия, но седативный эффект должен быть заметен с первого приема.

– Вы знаете, доктор Стурлссон, я не заметил ничего особенного. Роза никогда не была какой-то тревожной или слишком активной, не думаю, что ей вообще нужен этот эффект…

– Он необходим для того, чтобы у неё не случилось очередного приступа психоза, – пояснил Ротенгофу Корнелий и заглянул в свои записи, – вы ведь не были с ней тогда во время приступа?

Глаза Эдуарда скользнули вниз и влево, задержавшись там. Он успокоился и погрустнел. Наконец после непродолжительной паузы он произнес:

– Я был лишь после… Но она была нормальная, она все понимала, доктор Стурлссон… - Ротенгоф опустил голову в раздумье, - я не знаю, можно ли верить всем этим девушкам, которые видели…

– Ну, с этим мы разберемся, не беспокойтесь, господин Ротенгоф!
–  Корнелий располагающе улыбнулся и снова опустил глаза в записи, - Как Роза реагирует на окружающий мир чаще всего? Бывает, что она плачет или смеется? Может, сильно взволнована?

– Нет, никогда не видел слез у неё на глазах, даже в детстве, - отец Розы нахмурился, очевидно, задумавшись, что это странно, - она никогда не хохочет, только если ехидно усмехается. Кажется, будто мир вокруг ей безразличен. А если она и взволнована, то только по какому-то неведомому другим поводу.

– Очень хорошо, - кивнул Стурлссон, и записал на свою страницу под названием «Р. Ротенгоф» «снижение аффекта», - так, продолжим: как у неё обстоят дела с семьей? Со сверстниками? Я заметил, она не слишком общительная, и я даже сказал бы, скрытная…