Шрифт:
Выпрямив плечи, он выступал непринужденной походкой, чтобы как можно достойнее выглядеть перед своими врагами.
Он вошел в здание: запах специй продолжал щекотать ноздри. Никого не было, служащие уже давно ушли домой.
Нанги замедлил шаг и незаметно осмотрелся. Он заметил движущуюся тень.
— Я заварил свежий чай специально к вашему приходу.
Это был без сомнения голос Лю.
Нанги пошел на голос, переступая через разбросанные коробки и ящики. Он сел на простой деревянный стул напротив китайца. Между ними стоял обшарпанный стол. На нем лежали два абсолютно идентичных документа. Нанги не надо было читать — он знал, что это.
— Сначала чай, — сказал дружелюбно Лю, — я хочу, чтобы все произошло как можно безболезненнее для вас. — Ему легко было проявлять свою доброту теперь, когда он выиграл.
Они принялись за чай.
— Чай “Черный тигр”, — сказал Лю. — Из Пекина. Ежегодно его производят в очень небольших количествах. Вам нравится?
— Очень, — ответил Нанги, с трудом глотая напиток. Лю чуть склонил голову.
— Я польщен. — Он продолжал потягивать чай. — Кажется, сегодня перед зданием Паназиатского банка были беспорядки.
Нанги решил его проверить:
— Сущие пустяки.
— Но достаточные, чтобы вызвать полицию, да?
— Обычно полиции приходится приезжать, если в колонии ее величества собираются вместе две дюжины китайцев, — ласково заметил Нанги. — Это вызывает озабоченность правительства.
— Даже прожорливая ворона знает, когда улететь с кукурузного поля, мистер Нанги.
К чему он говорит иносказаниями? Какая необходимость вспоминать древний китайский афоризм? Он наверняка знал, что японца этим не проймешь. И вдруг Нанги пришло в голову, что никто не станет говорить загадками, если нет публики.
Подпорки складской крыши были окутаны тенями. На улице совсем стемнело, и даже высокое небо стало непроглядно-черным. Густая пыль на полу, едкий, острый запах специй. Если кто-то и затаился в этой тьме, Нанги ничего бы не заметил. Его не покидало ощущение, что они с Лю не одни здесь.
— Велик ли ущерб, мистер Нанги? — Лю снова разлил чай. Казалось, он старался не показать своего превосходства.
— Я уверен, что вы уже знаете, — осторожно произнес Нанги. — Всякий ущерб плох сам по себе. Это очевидно.
— А мне ясно, мистер Нанги, — сказал Лю, отпивая чай, — что с вами этого не произошло бы без нашего участия.
— Я тоже так подумал. Поэтому и позвонил. Возможно, этого больше всего и хотел Лю: признания собственного бессилия, потому что он поклонился, словно услышал комплимент, и указал кивком на контракт.
— Я надеюсь, что каждый пункт, оговоренный вами, составлен подобающим образом.
Он говорил так, словно он, а не Нанги вынужден пойти на все уступки, словно это он, а не Нанги сидит сейчас под прицелом.
С минуту Нанги был неподвижен. Быстрая реакция стоила бы ему “потери лица”, а он уже поступился большим, чем мог себе позволить, согласившись на эту встречу. Выдержав паузу, он взял документ и принялся его читать. Каждая строка леденила душу, каждый пункт, под которым ему придется поставить свою подпись, удручал. В ту секунду, когда он прикоснется пером к бумаге, контроль за его “кэйрэцу” перейдет в руки хозяев Лю из Пекина.
Китаец положил на стол старомодную чернильную ручку. Нанги придется тянуться за ней.
— Мы не планируем немедленную денежную интервенцию или изменение политики, — сказал Лю. — Беспокоиться совершенно не о чем.
— Я подумал о тридцати пяти миллионах долларов, — ответил Нанги. — Они должны быть доставлены завтра утром к восьми часам.
Лю невозмутимо кивнул. Каковы теперь обязательства его “фирмы”?
— Если вы попросите мистера Су или другого служащего банка, по вашему выбору, прибыть в главное хранилище Паназиатского банка, сумма будет немедленно выдана.
Конечно, думал Нанги, не сомневаюсь, что вы хорошо ознакомились с нашими хранилищами, спасибо товарищу Чину. Но вслух он сказал:
— Меня это вполне удовлетворит.
Умышленно не обращая внимания на ручку, положенную Лю, Нанги достал свою и подписал последние страницы обоих экземпляров контракта. Забрав свое перо, Лю сделал то же самое. Один из экземпляров он положил перед Нанги.
— Может быть, еще чаю? — Его глаза бегали в темноте.
Нанги отказался. Сложив “грязный”, жгущий руки документ, он собирался встать, но Лю остановил его.
Китаец извлек из нагрудного кармана ярко-красный конверт и молча вручил его Нанги.