– Вы молоды, и не только я хотел бы знать, не занято ли ваше сердце? Есть ли кто-нибудь, кто претендует на него?

– Отчего же вы спрашиваете меня об этом? – удивилась Агнес.

– Оттого, что вы уже давно в тех годах, – он взглянул на неё и несомненно заметил, что её платье в груди ей уже мало,– когда юным девам пора подумать о спутнике, с которым они пройдут путь, отпущенный им Господом.

Агнес поняла, о чём он, и теперь смотрела на него ещё более удивлённо:

– Так разве вы, господин Ренальди, не женаты?

– Ах, что вы, – банкир засмеялся, – конечно же, я женат, речь идёт не обо мне, просто моему третьему сыну в нынешнем году исполнится пятнадцать, и поэтому и я, и мой отец, и мой дядя – все интересуются, не свободно ли ваше сердце, не может ли мой сын стать претендентом на вашу руку?

Агнес от такой неожиданности растерялась и даже разозлилась немного, видно от этого, чуть помолчав, сказала немного резко:

– Девушки нашей семьи сами себе женихов не выбирают. Вам нужно с дядей моим говорить, как он решит, так и будет.

– Да-да, – кивал банкир, – в этом мы не сомневались, просто хотели узнать, нет ли у вас каких предпочтений, прежде чем писать вашему дядюшке.

– У меня никаких предпочтений нет. И сердце моё никем не занято, – говорила Агнес строго. – И я, хоть и живу одна, но держу себя в божьем и праведном целомудрии.

– Да, да, да, – понимающе кивал банкир, – ни секунды в этом мы не сомневались.

– И коли вам надобна рука моя, так говорите с дядей, если же он решит, что ваш сын для меня хорошая партия, так тому и быть.

– Я понял, понял, – говорил банкир. – А когда дядя ваш намеревается быть в Ланне?

– То мне не ведомо, но знаю я, что дядя ведёт войну, думаю, что вскорости его тут не будет.

Отчего-то тут девушке вдруг стало даже обидно. И вправду, сколько писем господин написал ей за всё время? Сколько весточек присылал? Один раз приезжал Максимилиан да один раз этот противный одноногий Роха. Большего она и припомнить не смогла.

И о его победах узнаёт она вот так, как сейчас – от посторонних людей да через церковные колокола. А Брунхильда, кобыла эта, графиня из свинарника, всё знает. Она во дворце живёт и с господином уж связь имеет. Это он её в графини пристроил, не иначе. Девушка вздохнула. Что ж, значит, ей самой придётся себе дворец подыскивать, уж ей никто помогать не будет.

– Госпожа Агнес, – вернул её внимание банкир, – коли вам будет угодно, то мы рады будем видеть вас у нас на ужине послезавтра.

– Послезавтра? – спросила девушка. Она взглянула на мужчину. Да, никто ей дворца не подарит, всё придётся ей делать самой. Да и захотелось ей взглянуть на того, кого ей прочат в женихи. – Послезавтра я буду у вас.

– Прекрасно, – Энрике Ренальди улыбался, – дом Ренальди будет ждать вас.

– Господин Ренальди, а знакомы вы с епископом Бернардом? – вдруг спросила девушка.

Банкир даже растерялся, видно, совсем он не был готов к такому вопросу:

– С Бернардом?

– Да, с настоятелем храма Святого Николая угодника, знакомы?

– Да, знаком, – наконец произнёс Ренальди.

Агнес в словах банкира почувствовала удивление и даже замешательство, но это её не останавливало. Агнес кое-что прознала про епископа, но то были слухи, ей хотелось знать, насколько они правдивы:

– Говорят, сей святой отец преуспел в теологических знаниях и знаменит острым умом своим.

– Заменит умом своим? – тут банкир даже осмелился улыбнуться.

– Да, – уверенно продолжала девушка, несмотря на его усмешки. – И он настолько твёрд перед грехами и соблазнами, что ему доверили патронат и прецепториат над женским монастырём кармелиток, что находится тут, в Ланне.

– А, ну, это так, это так, я слыхал об этом, – стал серьёзен банкир.

– Сможете ли вы представить меня святому отцу? – спросила Агнес.

– Конечно, буду рад служить вам, – отвечал Ренальди.

– А я буду вам признательна, – произнесла девушка с учтивой улыбкой. – И обязательно буду у вас на ужине послезавтра.

– Мы будем тому очень рады, молодая госпожа, – банкир встал и начал кланяться.

Когда он ушёл, Агнес вдруг стало ещё печальнее. Нет, не из-за дворца, а из-за того, что у неё и платьев-то хороших идти в свет не было. Было одно, так его уже весь город видел, да и подол на нём обтрепался. И ещё при новом росте, который ей теперь нравился, платье то ещё и коротко ей было. И главное – денег, денег у неё было мало, совсем мало. А кобылица Брунхильда в замке живёт, графиня! И платьев у неё уйма, и всего у неё уйма. Агнес тут стало себя жалко. Захотелось плакать. Так захотелось, что едва сдержала слёзы. И она поняла, кто за все её беды ответит: