Шрифт:
– Прости.
Она хотела оттолкнуть его, но передумала – хорошо было на его груди. Черт! Слишком хорошо! Она пыталась оттолкнуть его.
– Тихо, строптивица, тихо.
– Пусти.
– Как пожелаешь!
Перемирие закончилось в тот день, когда Соня пошла в школу… Соня переживала столько эмоций, не понимая, порой, их природу. Она хотела с кем-нибудь поделиться, но с кем? Слишком одиноко. Лишь Лекс. Вечно он появлялся в самый неподходящий момент: она только надумает взгрустнуть, может, даже похлюпать носом, а тут он, противный – и ну, выводить ее из себя. Вот сегодня дал такую затрещину – она даже закачалась. А думала-то она о насущном (третий день подряд девчонки шептались о поцелуях – кто, как и сколько целовался). Похоже, все уже обцеловались, кроме нее. Соня пришла расстроенная из школы, хотела запереться в комнате – ввалился Лекс. Его вообще-то никто не звал. Он сделал вид, что не понимает. Перепалка закончилась быстро в его пользу: взгрел по попе и усадил за латынь. Соня возненавидела его.
Aequam memento rebus in arduis servare mentem. – Старайся сохранить присутствие духа и в затруднительных обстоятельствах.
Certum voto pete finem. – Ставь себе лишь ясные цели.
Festina lente. – Торопись медленно.
Educa te ipsum! – Воспитай самого себя!
Она перевела все фразы. Теперь надо выбрать одну и написать развернутое эссе. Урод! Он просто урод! Она ненавидит его!!!
Через два часа он вошел снова без стука.
– Стучать не учили? – взвилась Соня.
– Я могу чему-то удивиться в твоей комнате? – спросил Лекс.
– Может, я здесь голая!
– И что? Не беспокойся, я не испугаюсь твоего тела. Со временем, полагаю, оно будет весьма привлекательным.
Злость Сони вышла за рамки – даже пальцы стали подрагивать. Она сейчас его… он сел рядом, совсем рядом, взял ее пальчики в свои руки, начал растирать.
– У тебя озноб.
– Нет, – неуверенно ответила Соня.
– Мне виднее.
Он не выпускал ее рук. Зачем-то даже поцеловал каждый пальчик. Соне стало приятно, пусть немного не по себе. Лекс заглянул в глаза. Оказывается, его взгляд может быть… странным… улыбка… Сердце стукнуло слишком громко. Она испугалась: вдруг кто-то услышит.
«Ничего не бойся, моя хорошая», – прошептали его губы.
«Совсем?» – спрашивали ее упрямые глаза.
«Совсем», – отвечали его.
«В жизни много чего надо бояться», – возмутился детский разум.
«Порой, бывает разумно бояться… Может, следует надеяться и верить?» – тихо спросил юноша.
– Надеяться на что?
– На воплощение своих мечтаний.
– Если я хочу верить в сказку?
– Про принца и принцессу?
– Да.
– Так надейся и верь. Закрой глаза.
Она послушалась – прикосновение губ оказалось сказочным. Веки чуть дрогнули под его поцелуями. Даже с закрытыми глазами она почувствовала его улыбку.
– Обещай, что пока… что ты не станешь спешить взрослеть.
– Почему?
– Потому что человек не дорожит настоящим в ожидании будущего. Вдруг этот миг – один из лучших?
– Мне стоит тебе поверить?
– Стоит.
– Хорошо…
Новогодние праздники прошли быстро, шумно, весело, многолюдно. Даша думала, что ей будет тоскливо без Юлиуса – во второй раз в жизни она встречала Новый год без него. Магда с Артуром не позволили скучать – это первый Новый год с ней, ее детьми.
Потом приехал Юли…
Даша вместе с остальными сидела в просторном кабинете мера района в ожидании начала заседания – оно задерживалось. Наконец, дверь открылась, но вошли военные: Иоганн и Стив, братья Юлиуса, за ними глава района. Стива некоторые знали, на Иоганна посмотрели с недоумением. Когда он представился, поняли, что перед ними не Юлиус Станиславович. Даша нахмурилась – что-то не так. На нее поглядывали с интересом: сколько братьев у ее мужа? Доподлинно известно, что один работает в школе, теперь еще двое. Пока Даша не стала директором школы и не была вынуждена присутствовать на совещаниях администрации района, ее мало интересовало, как люди относятся к мужу. Теперь многое изменилось. К присутствию Семена на подобных встречах она привыкла, но не к родственникам. Иоганн что-то написал на листе бумаге и пододвинул Стиву, тот начал задавать вопросы главному архивисту. Человек вспотел от внимания, которое привлек к себе. Стив как назло все спрашивал и спрашивал, архивист предоставил карты. Иоганн взял их и начал рассматривать. Стив замолчал. Все ждали. Иоганн покачал головой – не пойдет.
– Нуж-ны кар-ты Ю-ли, – выдавил он.
В кабинет без стука вошел еще один военный – Семен, который, по сути, заменял теперь Бланки. Он положил перед Иоганном то, ради чего задержался на полигоне. Иоганн развернул карту, долго рассматривал ее, затем что-то показал Стиву, тот снова что-то спросил уже других. Так продолжалось полчаса, пока не открылась дверь. Юлиус Станиславович собственной персоной. Он поздоровался со всеми одновременно и ни с кем в отдельности. Даша заметила, что муж изменился: лицо обветренное, загорелое. Пальцы на руках перетянуты пластырем на фалангах. Вместо неизменной белой рубашки – защитная, вместо туфель – берцы. Явно не в духе. Он встал между братьями, которые посторонились, чтобы дать ему место, что-то спросил на непонятном даже для Даши языке. Стив ответил, Иоганн постучал карандашом по карте. Юли на что-то указал пальцем, Иоганн спросил у него. Они переговаривались между собой, измеряли, Иоганн считал в уме и записывал результаты. Иногда Стив спрашивал о чем-то кого-нибудь из присутствующих. В каждом населенном пункте необходимо найти место, которое подходит для этой троицы. Глава района был не в духе, но перечить Бланки не собирался – не случайно они здесь, хотя и не говорят причины. Спустя два часа Юлиус спросил Иоганна:
– Сколько времени тебе понадобится?
– Сутки.
– Все свободны, – Юлиус Станиславович снова наклонился над картой.
Задвигались стулья, люди начали подниматься – к странностям Бланки, кто его знал, привыкли.
– Даша, подожди меня, – Юлиус, не поднимая головы, обратился к жене.
Она расслышала, но не здесь же она станет его ждать, поэтому вышла со всеми: надо одеться.
– Крутой нрав у вашего мужа, Дарья Дмитриевна, – сказала в коридоре ей одна из многочисленных женщин.